Невидимая сторона Луны (сборник)

Я дважды внимательно прочитал листовку и ничего не понял. Листовка была написана в десять часов утра, получили мы ее, как я сказал, в пол-одиннадцатого, но на тот момент не только ничего не было обеспечено, но вся моя часть лежала в траве и снегу перед Зимним дворцом, который дымился в тумане, не взятый, как и раньше. Временное правительство не только не было низложено, как было сказано в листовке, но и спокойно совещалось, и в то время, пока листовку распространяли, министры в перерывах между заседаниями ели щи, осетрину и артишоки. Мы же продолжали лежать на улице, настал полдень, от пристального наблюдения за дворцом у меня потемнело в глазах, опустилась ночь, мое лицо так съежилось от холода, что я мог облизать себе брови. Намотанные на мои ступни дороги ждали и чесались. Только около полуночи мы встаем, штурмуем, берем на заре дворец, почти на двадцать четыре часа позже, чем утверждала листовка, и арестовываем членов Временного правительства. В спешке, помню, я опрокидываю тарелку с остатками артишоков и осетрины, а затем арестовываю министра Ю. А. Маниковского, как мне и было приказано. Усталые, выполнив задачу, мы ложимся на рассвете и просыпаемся с каким-то странным чувством.

В народе говорят: чтобы стряхнуть с себя сон, надо застегнуть пуговицы. Как только я очнулся от сна с усом в зубах, мне показалось, что утро какое-то не такое. Я застегнул пуговицы, закурил папиросу и завязал из дыма узел. У меня было странное ощущение, что в то октябрьское утро 1917 года два дня, среда и четверг, поменялись местами. Парень рядом со мной, в папахе, прогоревшей от помета чаек, был уверен, что лег спать в среду 25 октября, а проснулся в четверг 26-го, но я почему-то его уверенности не разделял. В общем, вот что происходило дальше.

Я вышел на Неву с чувством, что проверить все очень непросто. С минуту наблюдал, как птицы тенями крыльев сгоняют рыбу на мелководье подо льдом. Одна чайка уронила мне на руку помет, и волосы в этом месте тут же поседели. Вдруг я почувствовал голод. Из одной рукавицы извлек рыбу – недоеденный солдатский паек, из другой – щепоть соли и шкалик водки. Нарезая рыбу штыком, соль держал во рту. Потом выплюнул ее в рыбу. На вывернутый камень налил немного водки, поджег ее и испек себе завтрак. Ел я на ходу и с группой матросов с «Амура» читал по дороге плакаты. На мосту у Мариинского дворца мы остановились, чтобы купить свежие газеты, и, только развернув их, я обратил внимание на то, что держу в руке. Это был «Вестник Временного правительства», официальный орган министерства, членов которого мы сегодня ночью арестовали. Номер был только что отпечатан в Петрограде, на нем стояла дата 26 октября 1917 года. Сообщалось, что в Петрограде спокойно, Временное правительство заседает и издало декрет о назначении десяти новых сенаторов, причем декрет подписал министр Ю. А. Маниковский, которого я этой ночью лично лишил свободы.

«Чтоб его черти побрали!» – подумал я и решил проверить.

Маниковский сидел в Петропавловской крепости, как и остальные министры Временного правительства, жевал табак пополам с хлебом, и, без всяких сомнений, провел там все время со своего ареста!

Я вышел на улицу и приблизился к баррикадам. Нет времени философствовать, подумал я, надо и поработать. Я посмотрел поверх бруствера и увидел с другой стороны «белого», курящего трубку.

«Для тебя, приятель, все еще среда», – подумал я и сообразил, что он целится в меня. Я знал: никогда не стреляй, стоя на месте, если не хочешь, чтобы в тебя попали. Тем не менее выстрелил, не двинувшись. Я заранее знал, что «белый» попадет в меня, и подумал: «Жаль, не увижу, попаду ли я!»

И однако же увидел! Потом, когда меня перевязывали, ломал голову: «Он стрелял раньше меня, я позже, и все-таки я видел, как попал в него. Выходит, что моя пуля летела быстрее. Почему?»

И тут я вернулся к дням, которые поменялись местами. Его выстрел, рассчитывал я, направлялся из среды в четверг, то есть следовал «по шерсти» времени. Моя же пуля, напротив, летела из четверга в среду, то есть навстречу времени. Таким образом, время помогло ей лететь быстрее, она летела за счет движущей силы истории. Потом я плюнул и пришел к выводу, что все это вздор. Но листовку я теперь понял.

Временное правительство опоздало с декретом на один день, а Ленин со своей листовкой на день поспешил, и потому правительственное 26 октября относится к 25-му, а ленинское 25-е – к 26 октября 1917 года. Правительственный четверг стал ленинской средой, а Ленин прошедшую среду выдал за предстоящий четверг. Его среда стала четвергом прежде четверга. Благодаря этому он получил день форы, как в шахматной игре. Так возникло двадцать четыре лишних часа, и так все двинулось и стало развиваться с преимуществом во времени.

Красный календарь был запущен.

Но рано или поздно тот день, что был украден, придется вернуть.

Варшавский угол

«Каждая душа, если сумеет, берет тот кусок разрезанного на всех времени, который ей больше всего нравится…»