Невидимая сторона Луны (сборник)

Понемногу он познакомился со столярами, которые брались за ремонт только стильной мебели, людьми молчаливыми и знакомыми с тайнами старых домов времен европейских революций на рубеже XVIII и XIX веков, такими, как Предоевич из Панчево, учившийся в Вене и державший мастерскую около памятника Вуку[20]. Вскоре Миак нашел возле рынка Джерам обойщика, который натягивал на рамы гобелены, снятые со старой основы, и умел сделать на сиденье острые, будто вырезанные в сыре, кромки, а в Синджеличевом переулке – стеклореза, который изготавливал хрустальные зеркала.

Боязливый и косоглазый, так что брови его не успевали за глазами, Миак, нахлобучив в зной шляпу, обходил дома в Белой Церкви, Панчево и Сомборе, где могли обнаружиться стенные шкафы, пережившие свое содержимое, расписные комоды, часы с музыкой и часы с гороскопом, кожаные небесные глобусы и буфеты, запертые ключами с головкой в виде бабочки или сердца. Он исследовал белградские чердаки и подвалы, где в то время все еще хранили воду, мыло, гребешок и горсть орехов для домового, регулярно посещал комнаты, снимаемые продавцами для хранения товара, оценивал ковры в витринах и хрустальные зеркала с облезшим нижним слоем, так что сквозь свое отражение можно было увидеть под стеклом стену. Он разбрасывал свои услуги и советы, как вишня – косточки, и с удивлением понял, что от камня, брошенного в слишком глубокий колодец, эха не дождаться. Окружающие его люди были не в состоянии оценить глубину времени позади себя. Они считали старыми и очень старыми предметы времен своих отцов или, максимум, дедов. Все остальное, более древнее, было им непонятно, и они никакого отношения не имели ко всем этим обломкам, унаследованным от далеких предков: прадедов, прапрадедов, прапрапрадедов, имен которых они не помнили и не читали на крестах семейных могил. Для этого существовали специалисты, например тот же Иван Миак.

Среди его клиентов однажды появился совершенно новый – Народный театр. Старинная мебель, картины, рамы, зеркала, ковры и прочее требовались театру в качестве реквизита, и Миак стал предлагать самые красивые экземпляры сначала в театр, а уж потом – другим покупателям. Он получил за это бесплатный пропуск и иногда ходил на спектакли, с удовольствием узнавая на сцене конторки, сундуки, кровати, подсвечники и стулья, добытые его трудами.

«Через мудрость вещей человек восходит к истине», – думал порой Миак и действительно достиг в своем необычном деле удивительных высот. Несметные сокровища, сокрытые в подвалах и на чердаках, разбросанные на поверхности в несколько тысяч километров, сами приходили к нему в руки из далеких времен, предшествовавших революции 1789 года. Точнее, сначала он долго искал вещи, а потом вещи сами стали искать и находить его.

И тем не менее он ничего не приобретал для себя. Дом его был постным, как фасолевая похлебка на Афоне; Миак покупал лишь фарфоровые пуговицы для обивки сидений и латунные колесики для кресел – на случай, если у кого-то из его друзей или клиентов не окажется этих расходных материалов. Знакомые Миака не могли надивиться пустым комнатам его квартиры и говорили о нем как о чудаке, что боится красоты и опасается старинных вещей, которые обожает.

Было из этого правила одно исключение. В квартире Миака стояла годами закрытая конторка XVIII века, которую он никому не желал уступить, хотя сам ею и не пользовался. Она напоминала пианино, могла служить как письменный стол, имела боковые ящики, а сверху – готическую полочку для книг и доску для письма. Откинув доску, можно было увидеть деревянный столбик, перекрученный, как выжатое полотенце, и два зеркала за ним, так что, обмакивая перо в чернильницу, пишущий смотрел себе в глаза. В углах зеркал было начертано: «Scripta manent»[21]. Миак сразу же обнаружил у конторки два запаха, а по запахам нашел потайной ящик, который не открывали с 1789 года, и в нем письмо того же года. Письмо свидетельствовало о том, что конторка никогда не продавалась, и было написано умирающим человеком, убежденным в том, что его отравили. В письме он поручал своему наследнику отомстить отравителю и непременно сделать это при помощи конторки и зеркал. Таково было единственное условие, по которому имущество умершего наследовал несчастный адресат, призванный использовать для осуществления своего злодеяния зеркала. А использовать для этой цели зеркала было настолько просто, что именно это обстоятельство и являлось во всем деле самым опасным.