Невидимая сторона

— Понятно, — ответил я. Чуть подумал и добавил: — Ну, тогда я собираю вещички и валю домой. И больше сюда ни ногой. Это ведь твое место. Так что мне здесь делать нечего.

Орк сердито засопел в трубку, но я чувствовал, что сумел надавить на его совесть. Впрочем, это не так уж сложно: зеленая громадина имела душу сердобольной бабульки.

— Хорошо, я приеду, — рыкнул орк и прервал соединение.

Бисквит явился через полчаса. За это время бассейн успел мне наскучить, так что я перебрался на лавку, закутался в простынку и уткнулся в смартфон. По списку у меня было ознакомление с биографией Камиллы Клодель. Дамочка, скажу я вам, очень примечательная. Мало того, что сама прекрасный скульптор и график, так еще сумела очаровать того самого Родена, о ком широкая публика знает мало, но имя слышали практически все. Что же касается самой Камиллы, то о ней известно лишь в узких кругах специалистов, ну по крайней мере я до этого момента ничего о госпоже Клодель не слышал. Даже здесь, в Женеве, она не стала особо популярной, несмотря на довольно громкий скандал три года назад.

Практически детективная история, связанная с ее бронзовой статуэткой под названием «Вальс». Еще одна француженка, Жюстин Дебуа, также известная в узких кругах, но теперь уже преступного мира, перед тем как переселиться в магический город, прихватила с собой несколько произведений искусства, которые сумела наворовать за прошлые годы. Что-то продала, что-то оставила себе, и никто бы не стал обращать внимание на ее коллекцию, если бы не любопытство жандармерии. А такими любопытными они стали потому, что за два месяца проживания в городе Жюстин придушила троих своих сексуальных партнеров. При этом проявила недюжие способности в конспирации и сокрытии преступлений. От тел она избавилась очень нетривиальными способами. Возможно, эта паучиха задушила бы и четвертого, но третьей жертвой оказался любовник одной из городских чиновниц. Власти привлекли гоблинов и достаточно быстро установили не только личность убийцы, но и причину ее странного поведения. Как я уже догадывался, все дело было именно в статуэтке, а точнее, в артефактных свойствах, проявившихся в ней от воздействия магического поля.

Глядя на изображение статуэтки, я понимал, что ничего удивительного в этом нет. Работа действительно великолепная и явно несущая в себе посыл страсти, на грани безумия. Впрочем, чего еще ждать от психически нездорового творца. Судьба Камиллы была довольно печальной. Под конец жизни скульпторшу вообще заперли в дурдоме, а родные полностью отвернулись от несчастной. Не приняла гения и Женева, даже в виде ее творений. Все работы были запрещены к провозу в магический город, но это касалось лишь официальных властей. Так что я не удивлюсь, если придется столкнуться с ее скульптурами или графическими работами. Вот и пытаюсь как-то разложить по полочкам в голове все связанное с подобными творцами. Хоть какая-то схема, способная помочь мне в будущем, пока никак не выстраивалась, но я чувствовал, что что-то там должно быть. Что-то нащупывалось, но очень смутное и невнятно.

Откинувшись на деревянную обшивку стены, я прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. Даже начали мелькать какие-то искры интуитивного озарения, но тут в помещении шумно ввалился орк и практически сразу начал обвинять меня во всех постигших его бедах:

— Это ты виноват!

— А то я не знаю, конечно виноват, — ошарашил я разошедшегося друга, который удивленно замер на пороге от такой вот отповеди. — А еще я Венере Милосской руки обломал и Пизанскую башню нагнул. Бисквит, давай ты сейчас успокоишься, чуть отмокнешь, и мы поговорим.

Орк все же внял разумному совету, но все равно, пока раздевался и забирался в бассейн, вода в котором тут же выплеснулась за пределы вместимости, продолжал ворчать и сердито похрюкивать. Затем он все же прикрыл глаза и затих в объятиях псевдоневесомости и влажного тепла.

Моего терпения хватило ненадолго, потому что сидеть на лавочке было скучно:

— А вот теперь вещай. Что именно тебя так расстроило?

Бисквит печально вздохнул, но все же начал говорить. Модулятор он снимать не стал, и его речь звучала вполне внятно:

— Я наслушался тебя и предал друга.

— Ага, значит, птичку сдал все-таки ты, — резюмировал я, но, услышав рычание орка, тут же добавил: — Но давай все же переформулируем: ты послушал вполне обоснованные опасения друга и проверил благонадежность очень подозрительной знакомой.

— Она мне тоже друг! И как выяснилось, ничего плохого в своей операционной не делала! — опять взъярился орк, расплескав воду по всему полу.

Ну вот что ему на это ответить? Имелись у меня подозрения насчет Лорикет, но оформить их во что-то внятное я все равно не мог, а перебить тот факт, что ничего крамольного в заведении не нашел даже злобно-дотошный Иваныч, было трудно. И тут пришло озарение. Сложилась простейшая мозаика, части которой я почему-то не мог соединить весь день. А ведь все лежало на поверхности. Свои выводы я тут же озвучил печальному другу:

— Скажи мне, зачем Лорикет два операционных стола?