Невидимка. Фельдшер скорой – агент уголовного розыска

Волновался ли фельдшер Тупицын? Конечно. Как и любой бы не был спокоен на его месте. Для Ивана это волнение распределилось в двух плоскостях. Одна, это оценка его профессиональных качеств, другая — заведующий или доверит ему что-то особенное, или наоборот, закроется навсегда, почуяв в Иване сексота.

«Не суетись!» — повторял себе Иван. — «Держись спокойно и уверенно. Ему нужно понять, насколько я опасен при самостоятельной работе. Не может же он меня все время держать в роли второго номера. Рано или поздно придется выпустить одного. Я его понимаю. Да. Он хочет узнать меня получше.» — почувствовав, что мысль пошла по второму кругу, Иван умылся холодной водой и, забрав карту с вызовом, пошел к кабинету ЮАН, тот сам появился в коридоре, уже с фонендоскопом на шее.

«Услышал вызов по селектору», — догадался Иван.

«Суточный экзамен» проходил весьма спокойно. ЮАН не спрашивал, не экзаменовал в прямом смысле. Осмотрев больного, он подзывал Ивана, предлагал самому осмотреть и задавал один вопрос:

— Ваше мнение, коллега?

На первом же вызове это обращение подняло самооценку Ивана на невероятную высоту. Стараясь не ударить в грязь лицом, он выслушал сердце и легкие, выстукал, припоминая анамнез и жалобы, которые слышал еще при осмотре заведующим, после чего выдал свою версию диагноза. ЮАН внимательно выслушал, наклонив голову, как бы соглашаясь, и спросил:

— Чем лечим?

Иван перечислил препараты.

ЮАН жестом в сторону пациента, развернув руку ладонью вверх, предложил:

— Приступайте.

Иван набрал шприц и ввел лекарство.

Так повторялось на каждом вызове. Женщины и мужчины с гипертонией и болями в разных частях тела. Рутина, как определил ЮАН. После шести вызовов кончились шприцы, и они вернулись на подстанцию. Разовых шприцев не хватало, поэтому их экономили, а в бумажных крафт — пакетах брали стерильные стеклянные «рекорды» с тупыми претупыми иглами. «Рекорды» эти изготовлены были, наверное, еще в шестидесятых годах, потому что уплотнительные резинки на поршнях пропускали, иголки соскакивали и были настолько тупыми, что при внутримышечных уколах порой сгибались, не проткнув кожу, а если ими пытались попасть в вену, входили туда с характерным хрустом, который ощущался пальцами.

Если заведующий не соглашался с Иваном, он делал жест, словно перечеркивал все сказанное, повернув ладонь вниз, при этом чуть покачивая головой. Он не говорил «нет».

— Подумайте. — Это было его любимое слово. — Подумайте еще, Иван.

И Иван думал, перебирая варианты. Выдавал наиболее вероятный. ЮАН обычно соглашался с новым «мнением коллеги».

Так продолжалось, пока вечером диспетчер не вызвал заведующего в диспетчерскую. Тот пробыл в «оперативном центре» не дольше минуты, вышел с картой, заглянув в кухню, позвал Ивана.

— Вам не приходилось бывать у Нели Бакировой? — спросил ЮАН, пока они шли к машине.

— Нет, а кто это?

— Когда-то она работала на скорой, сейчас инвалид — астматик. — Заведующий забрался на переднее место в машине и говорил через окно в переборке. — Если она вызывает, значит, приступ очень тяжелый. Неля — дама серьезная. Я заметил, что вы довольно неплохо колете в вену. Должен предупредить, у Бакировой они очень очень тонкие и ломкие.

По лестнице навстречу медикам пробежали два молодых человека, лиц которых Иван в сумеречном свете слабеньких ламп разглядеть не успел. Еще один, уже не молодой, но и не слишком старый, стоял у приоткрытой двери квартиры. Вид у него был самый затрапезный. И если бы не свет, падавший на лицо из прихожей, Иван не рассмотрел бы его.

ЮАН пожал протянутую руку и спросил:

— Давно уже приступ?

— С полчаса. Беротек не берет. Она боится, — ответил унылый мужчина.

Все окна в квартире закрыты. Спертый влажный воздух наполнен каким-то приторным ароматом, от которого у Ивана закружилась голова.

— Ты что, не мог не курить, Рушан? — обращаясь с упреком к унылому дядьке, произнес ЮАН.

— Я немного, ну совсем-то без затяжки … — унылый развел руками, отворяя дверь в комнату из которой доносилось тяжелое сиплое дыхание. — Проходите!

Иван увидел огромную женщину в непонятного цвета домашнем халате, полусидящую в кресле. Тяжелое дыхание вырывалось из ее широкого рта, два подбородка покрыли шею и обширную грудь, руки ее с закатанными рукавами покоились на подлокотниках и были крепко исколоты от локтей до пальцев, сжимавших потертый гобелен обивки. Фиолетовые ноги, торчавшие из — под халата лежали на небольшом пуфике с подушкой, кривые толстые и нестриженные ногти завивались на пальцах в разные стороны.

— Привет, Юрка, — сипло прошлепала губами на выдохе женщина — жаба. — Спасай меня.

Заведующий, к которому обратилась женщина столь фамильярно, не обратил внимания на «Юрку», он принялся ее выслушивать, и спросил:

— Сколько ингаляций сделала?

— Не помню, — свистела женщина, выговаривая одними фиолетовыми губами. Выдыхала она натужно, отчего лицо синело, — семь или восемь.

ЮАН разогнулся и произнес коротко:

— Преднизолон.

Иван быстро взялся набирать препарат, спросив:

— Сколько?