Невидимка. Фельдшер скорой – агент уголовного розыска

Он не сообщил о смерти тестя. Он вообще ничего не стал говорить. Мылся, потом ел. Все молча. Только, когда уже тишина в квартире стала совсем невыносимой, сказал:

— Ма, я доверенность порвал. Не волнуйся. Не было ничего. Все обошлось.

— Тебе теперь когда на работу? — спросила мама.

— Не знаю, — Иван лег на диван и уставился в потолок. — Я ничего не знаю. Мне дали три дня отпуска. Сказали, что куда-то пошлют.

— Кто пошлет, куда? — удивилась мама.

— Не знаю. — Повторил Иван.

— Ты изменился, — сказала мама, — как-то постарел. Что у тебя случилось?

Иван улыбнулся и сел на диване.

— Да, в общем-то, ничего особенного, мам. — Просто устал на работе, да еще эти…

Он подумал, что надо как-то маме объяснить ее приключение с требованием выкупа — доверенностью. Он собрался с мыслями. Рассказывать о тесте, как о подонке и бандите в милицейских погонах, не надо. Вообще ничего не надо из того, чем он, Иван занимался последние три месяца. Но вот, раз его для мамы захватили какие-то бандиты, и ее вынудили подписать доверенность, значит, надо что-то наплести. Для этого всего лишь необходимо чуть пофантазировать, самую малость и не лезть в детали.

Схема событий у него в тот момент всплыла в мозгу внезапно и удивила и обрадовала своей простотой и стройностью.

— Какие-то гады вычислили нас, мам, а точнее тебя, что ты собственница жилья и дачи, и решили, захватив меня — тебя шантажировать. Оксана-то с ребенком уехали, а могли бы и их.

Мама кивнула, слушая внимательно. Очень внимательно, как-то слишком. Но Иван продолжал:

— Ну, я заметил слежку, и успел позвонить тестю, сообщил о подозрениях. Только и успел, потому что мне пистолетом пригрозили и заставили поехать на одну квартиру, я тебе адрес сказал, чтобы ты передала Степану Богдановичу. Мне удалось там освободится от веревки и починить телефон. Я думал, ты сообщишь ему, а он поймет, где я.

Мама подозрительно спокойно и внимательно слушала, не перебивая. Иван даже забеспокоился. Хоть бы тень сомнения в глазах.

— Ну вот, они нашли преступников и квартиру, где меня держали. А когда ты подписала доверенность, то проследили за ними и меня освободили. Вот.

Иван выдохнул. Он помолчал и добавил:

— Только Степан Богданович погиб в перестрелке.

Все равно мама обязательно узнает.

Мама ничего не сказала. Выслушав встала и удалилась. Не поверила? Иван был уверен, что он все очень убедительно придумал. И все на своих местах. Почему она ничего сказала?

— Чай пить будешь? — спросила мама из кухни.

— Буду, — Иван к ней присоединился.

Мама накрыла на стол, разлила заваренный чай по чашкам и, прежде чем Иван отхлебнул глоток, сказала:

— Я знаю, что ты работаешь на милицию.

Иван остолбенел. Он не знал, что возразить и вообще как реагировать. Врать матери он больше не мог. Сказать правду — тоже.

Она точно сказала не «в милиции» а «на милицию»! Значит, она знала, что он секретный агент. С огромным трудом Иван унял внезапно возникшую дрожь. Собравшись, он спросил:

— Что ты еще знаешь?

— Этого достаточно, — улыбнулась мама.

— И давно тебе это стало известно?

— Нет, — она снова чуть чуть улыбнулась и Иван позавидовал ее выдержке. — Степан Богданович сообщил. Не хочешь помянуть убиенного раба Божия?

Иван оторопел от этого предложения и она добавила:

— Я не настаиваю, просто так принято у православных.

В тот вечер он махнул водки, мысленно послав тестя к черту, и через полчаса уснул.

О чем еще говорить с мамой он не знал. Иван вдруг увидел свою мать совсем с иной стороны. Он никогда не задавался вопросом, а чем она занимается в своей библиотеке? Сидит там, книги выдает. Кто сейчас ходит в библиотеки? Почему она не оставит эту никчемную работу? Уже засыпая, он подумал: «библиотека — идеальное место для передачи информации». Однако, утром об этом даже не вспомнил.

Иван съездил в Склиф, поговорил Люсей и предупредил, что уходит со скорой и надолго уезжает. Больше ему сказать было нечего. Люська повисела на шее и спросила:

— Я тебя еще увижу?

Иван пожал плечами.

— Не знаю. Может быть. Счастья тебе.

Через два дня ему позвонил Москвичов и вызвал на разговор.

Впрочем, эту беседу разговором назвать было сложно. Говорил только полковник, а Иван слушал.

— Завтра в восемь утра прибыть на «Три вокзала», в центральных железнодорожных кассах, подойдешь к окошку пятнадцать и скажешь: «До Осташкова — плацкартный. Код брони Эн тридцать семь одиннадцать». Запомнил?

Иван по привычке кивнул и тут же добавил:

— Так точно.

— Не надо этого. Достаточно сказать да. Получишь билет, пойдешь на Ленинградский вокзал, там в кафе увидишь вот этого человека, — полковник показал фотографию дядьки лет сорока, ничем не примечательного. — Ему скажешь: «На Селигере нынче отличный клев». Он ответит: «Да, если хорошенько прикормить».

— Он будет один?

— Не знаю, — ответил Москвичов, — может и один, а может и с друзьями. Если спросят, от кого, ты, скажи, я от Артема, он рекомендовал вашу компанию.

— И что будет?

— Учеба, Иван. Полгода учебы. А может и дольше. Как я и обещал. Там делай все, что прикажут. И как прикажут. Мне нужны там свои глаза и уши, — серьезно добавил полковник.