Невидимка и (сто) одна неприятность

— Ну и хорошо, что втянул, — буркнула я. — А то были бы мы с тобой два трупа: я от призрака, ты — от своего сумасшедшего папаши.

Лагранж хмыкнул, помолчал немного и медленно и очень тихо произнес.

— Он мне не отец.

Я расширила глаза и… не нашла что сказать. Но это было и не нужно, потому что Даниэль продолжил и сам, без дополнительных вытягивающих вопросов. Только глаза прикрыл, не выдержав мой взгляд.

— По крайней мере, не отец по крови. Я не мог тебе раньше сказать, не потому что не хотел. А просто физически — не мог. Если бы я попытался рассказать кому-то что-то связанное с экспериментом Эрика Лагранжа, его заклинание меня убило бы. Поблизости от создателя оно усиливается в разы и дает дополнительные рычаги воздействия. Как например я заставил лося подчиниться и бежать. А на расстоянии — обеспечивает молчание. Обнаружить эту штуку можно только в том случае, если целенаправленно ее искать. Плюс в нее вплетена метка, с помощью которой он меня нашел. Словом, очень… практичная вещь, — в голосе прорезался сарказм.

— За которую полагается смертная казнь, — не удержавшись, заметила я.

— Это если поймают, — согласился Даниэль. Он кашлянул, потер рукой горло, где больше не проступал жуткой чернотой линий магический ошейник.

Мне снова стало его до слез жалко.

— Если хочешь, мы можем потом…

— Нет, — парень помотал головой. — Я хочу сейчас. Просто… так давно хотел сказать, а теперь, когда могу, слова потерялись. Сейчас.

Я кивнула и осторожно опустила голову ему на грудь, прижимаясь ухом к ровно бьющемуся сердцу. Может быть, так ему будет легче, если я не буду на него с ужасом глазеть. Даниэль вздохнул, поцеловал меня в макушку…

— Отец всегда был… сложным человеком. Требовательным. Для него любых успехов и усилий было недостаточно. Похвалы были скупы и приправлены всякими “но”. А неудачи карались жестко. И я из кожи вон лез, чтобы получить его одобрение. И мне вполне успешно вдолбили в голову, что все это для моего же блага. Возможно, это и так в какой-то степени. В конце концов, в плане магического образования он дал мне очень много. Да и в плане характера. Он постоянно напоминал мне, что я мужчина. Наследник. Лагранж. Тогда еще я восхищался им, его умом, его властью, поэтому мне казалось, что лучшего примера и сыскать нельзя. И на публике он открыто мной гордился, это… льстило. Ради этого — того как твой отец нахваливает тебя первым людям королевства — стоило потерпеть вечное недовольство за закрытыми дверями.

Даниэль помолчал, перебирая воспоминания, я притихла мышкой, осторожно поглаживая грубоватую ткань пижамы — такой же, как у меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Матери приходилось хуже. Она была женой. Женщиной. Которую тоже дрессировали и воспитывали, как ребенка, лепя идеальный образ. Она старательно ограждала меня от всего этого, и у нее почти получалось. Наверное, только благодаря ей и ее любви я смог все же вырасти… не таким, как он. Что-то замечать я начал только когда поступил в Академию и обратил внимание на то, как другие мужчины ведут себя с другими женщинами. А однажды я застал их ссору. Отец орал на маму за то, что она была слишком любезна с одним из гостей на последнем вечере, и что только он ей не наговорил, а она лишь рыдала и извинялась. Я был на этом вечере, Лали. Я видел маму и этого гостя. Она улыбнулась ему и спросила как дела у его сына в новой школе. А тот ответил, что есть небольшие проблемы с одним предметом, и они обсудили различные подходы к обучению. И я подумал тогда, что может быть отцу показалось, и если я расскажу ему, как все было, то он успокоится. И вступился...

— И ничем хорошим это не закончилось, — пробормотала я, избавляя Даниэля от необходимости пересказывать мне самые мучительные детали.

— Да. И дальше я стал замечать больше. И мне это не нравилось. Начались конфликты, но положение спасала сложная учеба и успехи в ней. Только мама таяла на глазах. А потом… я был на каникулах. С однокурсниками мы поехали в горы. И там я получил письмо от нее, в котором подробно рассказывала о причинах своего решения. А еще о том, что Эрик Лагранж не является моим настоящим отцом. И поэтому я должен бежать, как можно быстрее и как можно дальше, как только я получу это письмо. Наверное, она специально выбрала момент, когда я был в отъезде, чтобы… уйти. Она не назвала имени того, кто все же был моим отцом, но знаешь, у меня не возникло ни тени сомнения, что все написанное — правда, до последней буквы. И я сбежал.

Эту часть истории я немножко знала. Кусочек головоломки занял законное место.