Невидимка из Салема

Водительская дверь джипа открылась, внутрь вскарабкался человек и завел машину. Я увидел, как кабина на секунду осветилась, потом он закрыл дверь и нажал на газ. Я провожал машину взглядом, пока она не скрылась из поля зрения. Мои руки дрожали.

Пальба не прекращалась, но немного утихла. За джипом поехала полицейская машина, и я не мог понять, сколько именно полицейских пряталось в тени. Я подошел к Ласкеру, который лежал довольно тихо, обхватив бедро руками. Когда я перевернул его, то стало очевидно, что он получил еще одну пулю в голову. Рот его был полуоткрыт, а взгляд застыл в точке где-то за моим плечом.

Полицейским удалось взобраться на лодку и обезоружить тех, кто прятался в каюте. Откуда-то доносились выстрелы, и, наверное, меня охватила паника, потому что я бездумно выстрелил в черный зев между двумя громоздящимися друг на друге контейнерами.

Мне случалось ранить человека прежде, но не застрелить. Чувство было ошеломляющим: все вокруг застыло, а чувства сконцентрировались на моей руке, точнее, на пальце. Он пульсировал и горел, как при ожоге, а я только и мог что смотреть на него.

Ноги понесли меня вперед, к моей жертве, и тут я увидел два тяжелых ботинка. С чувством того, что произошла непоправимая ошибка, я вытащил мобильный телефон для освещения. Ярче всего я помню этот момент. В гавани было невероятно темно. Я осветил землю перед собой и увидел кровь, рекой льющуюся из раны на шее, неподвижное тело и эмблему на плече синего цвета с надписью «ПОЛИЦИЯ».

V

Мы с Йоном Гримбергом подружились, и я стал называть его Гримом. Мы оказались совершенно разными. Довольно скоро я обнаружил, что временами он бывал очень противоречивым – по крайней мере, на первый взгляд. Сам Йон заявлял, что ему сложно соответствовать социальным нормам. Несмотря на это, Грим вполне мог выпутаться из большинства неприятных ситуаций, если таковые случались. Тогда он оправдывался или с совершенно честными глазами просил прощения. Этому искусству у него я так и не научился. Казалось, у него вообще нет проблем с общением. Как-то раз я спросил, как у него получалось ладить с людьми, если он считал, что не может вписаться в коллектив.

– Это же просто маска, – с недоумением отвечал он. – Когда со мною кто-то разговаривает, на самом деле меня там нет.

Но я не понимал этой мысли.

Грим был симпатичным; его квадратный подбородок, густые светлые волосы и лукавая улыбка как будто принадлежали модели из солнечной рекламы по телевизору. Ростом я был выше, но при этом неуклюж, да и плечи не такие широкие. В школе я старался успевать по всем предметам, а Гриму, казалось, это было совершенно неинтересно. Он был на год старше меня, потому что пропустил год из-за плохих оценок в девятом классе. Несмотря на это, списывал Йон меньше и был намного умнее меня; возможно, он уже тогда понимал, что в жизни есть вещи поважнее учебы. Напрашивался единственный вывод, что Гриму, кроме школы, просто некуда было больше идти. Я был беспечнее по многим вопросам, а его занимали только действительно сто́ящие дела.

У него была маленькая видеокамера, на которую мы начали снимать короткометражные фильмы, а монтировали потом на одном из школьных компьютеров. Действия в этих простых короткометражках часто разворачивались около водонапорной башни. Записывая их, мы пили алкоголь, писали сценарии и сами были действующими лицами. Моему напарнику легко удавалось вживаться в разные роли, он быстро натягивал необходимую маску. Со временем я тоже поднаторел в этом, но до Грима мне было далеко.

Небо над Салемом было цвета чернил, пролитых на чистый белый лист бумаги. Мы тогда дружили всего пару недель. Я спешил на вечеринку и нес в руке пакет с пивом. Я обогнул наш дом, потом дом, в котором жили Гримберги, и посмотрел на фасад дома с квадратными маленькими окнами, в большинстве из которых горел свет. На верхнем этаже в одном из окон зажглась лампа, потом оно открылось, и оттуда с размаху что-то выкинули на улицу. Описав широкую дугу, что-то с грохотом упало на землю. Силуэт в окне пропал, но свет по-прежнему горел. Только я собрался идти дальше, как хлопнула тяжелая дверь подъезда и на улицу кто-то вышел. Грим. Он подбежал и поднял только что выброшенный из окна предмет. Затем поднял глаза и увидел меня, стоящего в свете уличного фонаря.

– Лео?

– У тебя всё в порядке? – спросил я и шагнул ему навстречу.

– Мой плеер!

Грим держал его в руках перед собой. Крышка почти выпала из пазов, а наушники безжизненно висели по бокам.

– Думаю, он разбился, – сказал я.

– Похоже на то. – Грим почесал голову и нажал на кнопку, которая, вероятно, предназначалась для открытия крышки. В ответ крышка отлетела и, сделав сальто в воздухе, упала на землю. Грим явно расстроился. – Он за это получит, черт побери.

– Кто?

Он вытащил диск и засунул его в задний карман мешковатых джинсов, потом выкинул останки техники в кусты за рядом скамеек перед домом и уставился на мой пакет.

– У нас вечеринка?

– Ага. Тут всегда какая-нибудь вечеринка.