Невидимка с Фэрриерс-лейн

– Не понимаю… Странно. Если не он, то кто же? И зачем? – Внезапно в ее взгляде промелькнула искра юмора. – Вы же пришли не потому, что думаете на меня или мистера Прайса? Вы очень эффективно доказали, что мы оба невиновны, заставив нас обвинять друг друга в убийстве моего мужа. – Она слегка отвернулась. – Не хочу сказать, что вы добились своей цели в полной мере, – это означало бы чрезмерно превознести ваши достоинства. Но, окажись мы сильнее, будь наша любовь действительно настоящей, как мы думали, вам никогда не удалось бы преуспеть. – Она пригладила рукой юбку и сняла с нее едва заметную пушинку. – Зачем вы пришли ко мне?

Питту стало жалко миссис Стаффорд. Утрата иллюзий – одна из самых страшных горестей в жизни человеческой.

– Потому что обстоятельства снова заставляют меня вернуться к тому, с чего я начал, – честно ответил Томас. – Вся полученная мною информация теперь почти бесполезна. Получается, что смерть судьи никак не связана с убийством на Фэрриерс-лейн. А если такая связь и существует, я не знаю, в чем она заключается, не знаю до сих пор. Поэтому мне не остается ничего иного, кроме как опять вернуться к подробностям, касающимся материальной стороны дела, и вновь все тщательно рассмотреть, чтобы найти возможную ошибку или нечто, прежде неверно истолкованное.

– Как это все скучно, – безразлично произнесла Джунипер. – Я, конечно, могу повторить все, что говорила прежде, если вам это может пригодиться.

И, не ожидая ответа, она монотонно опять пересказала события последнего дня жизни своего мужа: как она встретилась с ним за завтраком, как потом пришла Тамар Маколи, как он взволновался и отправился повидаться с Джошуа Филдингом и Девлином О’Нилом. Она рассказала о том, как он вернулся, о его сосредоточенном молчании, что, в общем, не было для него обычным, и о том, как они вместе пообедали.

– И он был тогда совершенно здоров? – прервал Питт ее рассказ. – Он не был сонным или необычно рассеянным? И ел, не жалуясь на боль или какие-то неприятные ощущения?

– Нет, ел он с отличным аппетитом. И еду нам накладывали с одних и тех же блюд. У себя в доме он не мог быть отравлен, мистер Питт.

– Не мог, миссис Стаффорд, я тоже пришел к такому выводу. Кроме того, мы нашли следы опиума в его фляжке. Меня просто интересует, не мог ли он пить из нее до обеда, вот и все. Я сейчас проверяю каждую мелочь…

– Да, как я вижу, вы сейчас в совершенном замешательстве, – Джунипер едва заметно улыбнулась.

Томас не мог ее осуждать, хотя эта улыбка его уязвила. Это он пролил свет на тайну, которая так искалечила ее жизнь. Если бы не его вмешательство, Джунипер могла бы и дальше смотреть на свою незаконную страсть как на великую любовь всей своей жизни. И она должна была обладать большой щедростью души, чтобы не возненавидеть Томаса за то, что он развеял ее иллюзии.

– Мне можно поговорить с его камердинером, мэм?

– Конечно. Он все еще работает у меня, хотя скоро придется его уволить. Сама я не нуждаюсь в его услугах. – Миссис Стаффорд потянула за расшитый шелками шнур от звонка и попросила слугу прийти.

Однако камердинер не смог рассказать инспектору ничего полезного. Он не видел фляжку в тот вечер, и он также не думает, что судья пил из нее до обеда. Это было не в его обычаях – пользоваться фляжкой в собственном доме, когда он всегда мог велеть налить ему стаканчик из графина, достаточно было только позвонить. Никто из других слуг тоже ничего не мог добавить к словам камердинера или к тому, что они уже говорили. Питт мог чувствовать с их стороны невысказанное презрение: прошло столько дней после всех этих опросов, а ему опять приходится рыться в старых фактах, которые он уже знает, – и до сих пор он не нашел убийцу хозяина. Питт сам к себе питал отвращение за это, он пал духом и сердился на всех и вся.

Следующим, с кем он увиделся, был судья Ливси, но Питту пришлось дожидаться аудиенции до середины дня и встретиться с ним в его конторе в перерыве между заседаниями. Ливси как будто удивился новой встрече, но не выказал никакого беспокойства и недовольства.

– Добрый день, инспектор. Чем я теперь могу быть вам полезен? Надеюсь, вы пришли не для того, чтобы доложить о новых несчастьях?

Он улыбнулся, но в лице его явно сквозила озабоченность; настроение у него было неважное, а вид – утомленный. Под глазами набухли красноватые мешки, носогубные складки стали резче и глубже, рот приобрел более жесткие очертания. Питт подумал, как тяжело судья должен был, наверное, воспринять известие об аресте Харримора. Отклонение апелляции Годмена ознаменовало пик его карьеры. Достоинство и уверенность, с которыми он завершил то дело, заработали ему почтение со стороны общества и, что было для него важнее и приятнее, уважение равных ему по положению коллег. А теперь оказывается, он совершил трагическую ошибку и исправить что-либо уже невозможно.