Невидимки

– Нет, все нормально. – Мистер Патсон с облегчением обнаружил, что ему не придется лежать на кушетке и бормотать, обращаясь к стене напротив. – Мы можем просто продолжать наш разговор. Во всяком случае, я попытаюсь.

– Хорошо. И помните, мистер Патсон, постарайтесь рассказать мне все, что находите важным. Можете курить, если это поможет вам сосредоточиться.

– Благодарю, немного попозже. Мистер Патсон помолчал, перебирая воспоминания. Наконец он решился.

– Это началось около года назад. Мой кузен работает в издательской фирме, и как-то раз он пригласил меня пообедать с ним в его берлингтонском клубе. Наверное, он думал, что мне будет приятно провести вечер среди писателей и художников, которые там собираются. Так вот, после ужина мы час или два поиграли в бридж, потом зашли в гостиную, где взяли по коктейлю, перед тем как уйти. Мой кузен разговорился с другим издателем, и где-то с четверть часа я был предоставлен самому себе. Вот тогда я и услышал, что говорил Фарбрайт – вы знаете, известный художник. Очевидно, он здорово выпил, хотя пьяным его нельзя было назвать, и разглагольствовал перед небольшой компанией по другую сторону камина. Насколько я понял, он недавно вернулся из Сирии и пересказывал услышанное там, хотя, по его словам, это лишь подтверждает то, о чем он уже долгое время догадывался сам.

Доктор Смит одарил мистера Патсона иронической улыбкой.

– Вы имеете в виду дьявольский принцип?

– Да, – сказал мистер Патсон. – Фарбрайт утверждал, что старое представление о пурпурно-угольном Сатане, дышащем серой и соблазняющем священников, в корне неверно. Хотя он мог являться таким в средневековье. Демоны тогда целиком состояли из энергии и огня. Фарбрайт цитировал Блейка – я тоже его читал, – чтобы показать, что это были ненастоящие дьяволы, а их преисподняя – ненастоящая преисподняя. По словам Фарбрайта, Блейк самым первым предположил существование дьявольского принципа. Но в те века он еще только начинался. Как сказал Фарбрайт, этот чудовищный план только в последние несколько лет серьезно взялся за нас.

– Взялся за нас? – доктор Смит приподнял брови. – И каким же образом?

– Насколько я понял из рассуждений Фарбрайта, – с некоторой горячностью объяснил мистер Патсон, – дьявольский принцип старается направить человечество по пути общественных насекомых; превратить людей в автоматы: существа, лишенные индивидуальности; в бездушные машины из плоти и крови.

Беседа, казалось, начинала развлекать доктора Смита.

– Ив чем же кроется цель этого дьявольского плана?

– В уничтожении человеческой души, – произнес мистер Патсон, не отвечая на улыбку. – Из человеческой природы собираются вычеркнуть те свойства, которые принадлежат Богу. Дьявольский принцип сметет с лица земли любопытство, радость, все глубокие чувства, желание творить и наслаждаться жизнью. Не забывайте, что я повторяю слова Фарбрайта.

– Но вы ему верите?

– Даже тогда я не мог отделаться от ощущения, что в этом что-то есть. Раньше мне никогда не приходилось задумываться о подобных вещах – я самый обыкновенный человек, занимаюсь своим делом и не влезаю в философские рассуждения, но с некоторого времени у меня складывается впечатление, что дела идут как-то не так; кажется, что каким-то образом они вышли из-под нашего контроля. Я согласен, в теории мы сами отвечаем за образ жизни, который ведем. Однако на практике оказывается, что мы глубже и глубже увязаем в жизни, которая нам не нравится. Это напоминает огромную серую прачечную, – несколько возбужденно продолжал мистер Патсон, избегая внимательных глаз собеседника, – куда нас всех заставляют сдавать белье, и каждый раз мы получаем его обратно все более и более блеклым, бесцветным, пока краски, наконец, не исчезают совсем.

– Если я правильно понял, – проговорил доктор Смит, – сейчас вы передаете ваши собственные ощущения, а не то, что рассказывал этот Фарбрайт?

– Про прачечную – да. И о том, что все идет как-то не так. Да, это мои ощущения. Как будто все вещи вокруг непрерывно теряют форму, вкус, цвет. Вы понимаете меня, доктор?

– О да. Знакомая картина. Может быть, некоторую роль тут играет ваш возраст…

– Я так не думаю, – твердо возразил мистер Патсон. – Тут совершенно другое. Я в этом уверен.

– Насколько вы можете быть в этом уверены, – спокойный голос доктора Смита не выражал ни тени сочувствия. – Не забывайте, что английский средний класс, к которому, очевидно, принадлежите и вы, не так давно пережил тяжелейшие экономические и социальные потрясения. Следовательно, любой представитель этого класса – я сам отношусь к нему – не может не чувствовать, что ритм жизни изменился и уже не тот, что был, скажем, до войны.