Невидимые бои

Подавив вздох сожаления — пропала рыбалка, — Кривонос направился к «москвичу». Через несколько минут серенькая машина, развернувшись, резво помчалась по шоссе к Москве. Николай Михайлович сосредоточенно молчал, размышляя над чем-то. В багажнике тоскливо погромыхивало пустое ведерко, взятое для рыбы. Уныло шевелились в деревянной коробочке темно-коралловые личинки мотыля. А сотни полторы окуней так и не узнали, что избегнули в тот день самой печальной участи.

В беличьем колесе

Мария Петровна Ролик слыла в своем институте эталоном добродетели. Довольно миловидная, но сдержанная и даже сухая, она напоминала собой миниатюрную счетно-аналитическую машину. Безошибочно определяла, кому следует улыбнуться при встрече, на кого нахмуриться, с кем можно две-три минуты приятно и даже остроумно поболтать, кому — сухо кивнуть головой. Дело в том, что Мария Петровна была очень близка к директору института, любившему в минуту душевной слабости пооткровенничать с молчаливой и замкнутой с виду институтской дамой.

Ролик очень дорожила своей репутацией «правильного товарища». Она добилась отчисления из института и перевода на завод серийного производства молодой, очень способной научной работницы, живой, энергичной и (что окончательно решило дело) очень привлекательной. Открытый, смелый взгляд косо поставленных глаз, искренний, жизнерадостный смех (слишком часто, по мнению Марии Петровны, раздавался он в комнате, где она сидела) Светланы располагали к себе всех. Работала Светлана вдумчиво, забирала глубоко. На ее счету уже было несколько небольших, но существенных открытий. Но главное — люди верили в ее искренность. К ней шли советоваться девушки по своим житейским — чаще всего сердечным — делам, ей поверяли свои огорчения немолодые отцы семейства. Один из них несколько лет провожал ее в метро домой, счастливый двумя десятками минут общения с этим, видимо, дорогим ему человеком. Светлана, зная, чем вызвано это робкое внимание к ней, не хотела, чтобы развивалось ненужное ей глухое чувство. Но отказать человеку в этой небольшой радости у нее не хватало духу.

Первой узнала об этом Мария Петровна Ролик. Она заметила «виновников» на одной из станций. За ее узеньким лобиком что-то сухо щелкнуло, оставив в мозгу четкую засечку. Через пару недель Мария Петровна узнала: во время одного из творческих научных споров Светлана проговорилась — слушатели узнали нечто такое, что знать им было не положено. Молодой женщине указали на ее оплошность. С ней поговорил парторг — Светлана была еще комсомолкой. Руководству института было рекомендовано оставить ее на работе, сделав надлежащее внушение и объявив, разумеется, выговор.

Об этом немедленно пронюхала вездесущая Мария Петровна. Симулируя «благородное негодование», она явилась к директору и убедила его в том, что прощать такое прегрешение нельзя.

— Подумайте, что может быть с вами, со всем коллективом, если что-нибудь случится? — ворковала Мария Петровна.

— Но ведь руководство лаборатории считает ее ценным работником и ходатайствует об оставлении ее на работе. Партийная организация не против этого.

— Не знаю, Петр Вениаминович. Вам, конечно, видней. Но я на вашем месте ее не оставила бы. Я бы надежно оградила себя от всяких неприятных возможностей. Знаете, всякое бывает.

И Петр Вениаминович «оградился». Светлану перевели на завод, и вскоре в институте ее вспоминал только робкий воздыхатель, лишившийся едва ли не последней радости в своей крайне неудачной личной жизни.

Мария Петровна позаботилась о том, чтобы слухи о ее решающей роли в этом деле распространились по институту. Теперь ее побаивались. А она купалась в лучах сомнительной славы.

Вскоре после этого в жизни Марии Петровны произошло весьма значительное, по ее мнению, событие. Ее муж — серьезный работник — уехал на несколько месяцев в Сибирь. Несмотря на свой прославленный аскетизм, Мария Петровна скучала. Среди ее «полезных знакомых» была красавица Галя — заведующая секцией знаменитого в Москве комиссионного магазина. Зашла как-то к ней в воскресенье Мария Петровна (ей было обещано: первый же плащ «болонью» «придержат» для нее). Плаща не было: не приносили на комиссию. Поболтали. Выяснилось, что вечером Галя идет в компанию — будут ужинать в ресторане. Пригласила Марию Петровну. Подумала та, подумала — рискованно. Но уж очень просила Галя — хотелось ей прихвастнуть «культурной» знакомой. И Ролик — уверенная в себе — согласилась.

Вечером в ее квартире раздался телефонный звонок. Подвыпившая (по голосу чувствовалось) Галя приглашала в ресторан-поплавок у набережной Центрального парка. Мария Петровна, красиво причесанная, с накрашенными ногтями, одетая, ждала звонка. Через полчаса она присоединилась к компании.