Невидимые бои

Тилл всматривался в фотокарточку. От напряжения у него, казалось, шевелились уши. Угодливо кивая головой, он ловил слова, вылетавшие из узкой щели рта Партли. Черт с ней, Винни. Дьявол с ним, с этим Дереком. Есть дела поважнее. И — что главное — прибыльнее.

Миссионер измены

Мохнатые верхушки сосен. Тонкие ниточки рельсов. Букашки автомобилей на темном асфальте. Кирпичные постройки с приземистой силосной башней. Весеннее поле, задумчивое, сосредоточенное. Земля, раскрывшаяся навстречу солнцу.

Сверху земля выглядела как и в Шропшире. Не было только межей, тонкими швами перерезающих луга. Глядя вниз, Элмер ощущал смутное чувство виновности перед этой землей, словно потягивающейся в парной весенней дымке. И — страх. Мутный, темный, он ползал где-то в глубинах его сознания, словно ночной туман.

«Откуда он, этот страх?» — думал Тилл. И тут же вспомнил:

Бой! Он должен встретить его. Наверное, торчит уже в вестибюле аэропорта. Смотрит сквозь стеклянные стены, нервно жует губами. Черт бы его побрал, этого Боя. Неужели в Москве не бывает автомобильных катастроф? Наконец, он мог бы заболеть и умереть.

Самолет коснулся бетона, слегка подрагивая, помчался по посадочной полосе. Тилл торопливо вынул из кармана темные очки. Он чувствовал: без этого камуфляжа у него не хватит решимости взглянуть в глаза русским пограничникам. А они вот-вот войдут в самолет.

Тилл уже бывал в Москве. Тогда он еще только начинал свою коммерческую карьеру. Разные чувства испытывали иностранцы, впервые оказавшиеся в советской столице. Одни встречали Москву радостно, рассматривали ее увлажнившимся взором. Другие с трудом прятали холодное любопытство искушенных глобтроттеров. Третьи проявляли искренний интерес, четвертые либо не скрывали раздражение и злобу, либо наспех прикрывали их неискренней механической улыбкой. Но никто не оставался равнодушным. Ибо за коротким словом «Москва» скрывалось что-то огромное, небывалое, невиданное.

Тилл вспомнил: тогда он ожидал увидеть на московской земле людей высоких, словно вытесанных из камня, величественных, но грубых, как скульптуры Торвальдсена, медлительных в словах, неторопливых в движениях. Он очень удивился, увидев, что девушка в изящном синем полуформенном пальто, стоявшая у подножья трапа, была невысокой и очень стройной. Из-под пилотки выбивалась прядь великолепных, не оскверненных краской волос цвета плавленого золота. Лицо, подернутое персиковым пушком, было трогательно нежным. Но больше всего его поразили глаза. Спокойные и внимательные, дружелюбные, но независимые. В них было столько человеческого достоинства, такая уверенность в жизни, в друзьях, в людях, что Тилл испытал чувство, очень похожее на зависть.

«Они, наверное, не знают бессонницы», — подумал он тогда.

Разумеется, Тилл понимал, что и в Москве люди не только рождаются, растут и крепнут, но и страдают от недугов, умирают. Но, будучи наблюдательным от природы человеком, он быстро убедился, что эти люди обладают самым драгоценным здоровьем — здоровьем помыслов, повседневных дел, немудреных и мудрейших, простых и величественных, обыденных и небывалых.

Тилл помнит, как однажды в московском трамвае наблюдал за вагоновожатой — юной красавицей в скромном ситцевом платье. Решительно и уверенно орудовала она контроллером и пневматическим тормозом, сдержанно отдувавшимся сжатым воздухом. Пропустила зеленый свет светофора, поджидая старуху, ковылявшую к двери. Открыв боковое стекло, беззлобно ругнула шофера грузовика, едва не ободравшего бок ее новенького вагона. Легко избавилась от подвыпившего москвича, просунувшего было голову в ее крохотную кабинку. Во время одного из заторов взглянула в зеркальце, осмотрелась, поправила волосы, удовлетворенно улыбнулась самой себе.

— В Лондоне такая уже давно была бы на Ноттинг Хилл или в Сохо, — буркнул сопровождавший Тилла дипломат, заметив, как Элмер смотрит на девушку.

Дипломат неплохо знал русский язык. Но он весьма неохотно отвечал на расспросы Элмера, всем своим видом показывая: ему непонятно, почему, собственно, все это так интересует лондонца.

Вспоминая теперь об этих эпизодах, Тилл неожиданно для себя почувствовал, что боится этих людей, страшится их пристальных, дружественных, но зорких и внимательных взоров. Стащив с верхней сетки туго набитый портфель, он поправил темные очки, словно опасаясь, что они упадут, оставив его один на один со спокойным, проницательным взглядом советского пограничника.

И когда в окне самолета, подрулившего почти вплотную к зданию аэропорта, Тилл увидел обвисшие, как у бульдога, щеки и прищуренные глаза Боя, он почти с ненавистью оглядел его сутуловатую фигуру.

С трапа Тилл спускался одним из последних. Завидев его, Бой бросился вперед. Пожимая мясистую руку Элмера холодными пальцами, лопоча на деревянном английском языке, мелко кланяясь, он старался вырвать портфель из рук прибывшего. Удивленно подняла брови молодая стюардесса, видевшая эту необычную сцену.