А когда после выхода на экраны фильма и его шумного успеха у зрителей вдруг стала знаменитой, то поверила, что она самая счастливая на свете.
Таинственный и манящий мир кино раскрыл ей свои объятья. Откуда она могла тогда знать, что за его яркостью и красотой прячутся жестокость и непостоянство избалованного любовника: он заберет все, вероломно бросит и переключится на новые жертвы.
Вихрь успеха поднял Ларису, закружил, закуролесил. Ее стали приглашать на кинофестивали, посылать в числе делегаций за рубеж. Ее Светлану узнали и полюбили все, а журналисты тут же окрестили лестным прозвищем «символ времени».
В 1962 году ее фотография украсила разворот журнала «Пари Матч», посвященного Каннскому кинофестивалю. На фото Лариса отплясывала запрещенный на своей родине твист, а внизу была странная подпись: «Сладкая жизнь советской студентки». Журнал сразу лег на стол тогдашнему министру культуры Фурцевой, и «оргвыводы» не заставили себя ждать: комсомолку Лужину за границу не выпускать! И на фестиваль в Карловых Варах со своей картиной она не поехала.
Но вскоре высокие начальники опять к ней подобрели. Не потому ли, что фильм «На семи ветрах» с успехом шел на экранах разных стран, приносил награды, поднимал престиж страны?.. И жизнь вновь стала казаться ей сплошным ярким и веселым праздником. В начале 60-х у Лужиной было много работы: подряд выходят фильмы «Приключения Кроша», «Тишина», «Штрафной удар» и «Большая руда». Правда, роли там не такие уж большие и не «звездные», но она верила, что это временно и все еще впереди.
В 1963 году ее без проб пригласили на киностудию «ДЕФА» в ГДР на роль подпольщицы Евы Дорн в сериале «Доктор Шлюттер». По сценарию Ева погибает в концлагере в первой же серии. Перед Лужиной стояла сложная задача: не только играть на немецком языке, но и создать достоверный образ немки — человека другой культуры, иной ментальности. И она так блестяще справилась с этой задачей, что режиссер И. Хюбнер решил, что она должна сыграть и дочь Евы — Ирен. Сначала немцы приняли Ларису насторожено, ревниво считая, что и своих актрис предостаточно, зачем приглашать чужую, да еще русскую. Но потом прониклись к ней симпатией, а когда фильм триумфально прошел по телеэкранам, — полюбили.
За четыре года, проведенные в братской Германии, Лариса снялась в шести фильмах, в том числе в двух сериалах, получила Золотую ветвь телевидения и Национальную премию ГДР в 1966 году и приглашение играть на сцене драматического театра Карл-Маркс-Штадта. К тому времени она уже хорошо владела немецким языком, но понимала, что театр — это огромная ответственность, это работа без дублей, когда не только говорить, но и думать придется на чужом языке. А еще, несмотря на то, что в ней текла наполовину эстонская кровь, Лариса всегда чувствовала себя именно русской, со всеми достоинствами и недостатками неподдающейся трезвому расчету загадочной русской души. У нее была в Берлине своя небольшая квартира, достаточно денег, которые, к слову сказать, она так и не научилась копить, — подруга немка сама раскладывала ее деньги в конвертики, на которых надписывала, на что они предназначены. Но вскоре у Ларисы все перепутывалось из-за вечных непредвиденных расходов, потом складывалось все вместе… Несмотря на то, что к Ларисе очень хорошо относились окружающие, часто принимая за свою, ее тянуло домой.
А однажды она со знакомым артистом оказалась в баре в компании подвыпивших немцев. И, услышав, как один из них, инвалид без руки, стал хвастать, как под Сталинградом косил русских солдат, заехала ему по физиономии, не сумев сдержать клокотавшую в груди обиду и ненависть. Что бы могло случиться после этого, — кто знает… Хорошо, что приятель актрисы быстро утащил ее оттуда. Тогда она окончательно поняла, что между ней и Германией всегда будут стоять погибшие отец и сестра, ее горькое детство, сломанная мамина судьба, неутихаемая боль родного народа.
Лужина вернулась домой и сразу получила приглашение от Станислава Говорухина, приступившего к работе над фильмом «Вертикаль». Картина была малобюджетной, актеры снимались в собственных костюмах в сложных горных условиях. Условия жизни были ужасными: на всех одна большая комната на турбазе в Сванетии.
—