Невидимые планеты. Новейшая китайская фантастика [сборник litres]

Забор и его девять контрольно-пропускных пунктов разделили не только людей и транспорт, но также разные системы законов, соцобеспечения, налоговых льгот, инфраструктуру и национальную принадлежность. Зона с внешней стороны Забора стала «любовницей» Шэньчжэня. Благодаря своей близости к Особой экономической зоне и наличию огромных участков незастроенной земли, она привлекала к себе много предприятий с большой трудоемкостью, но низкой добавочной стоимостью производства. Но жителям Шэньчжэня территории «за Забором» всегда казались пустыней из голливудских вестернов — бедным, отсталым краем, где постоянно идет дорожный ремонт, где все едут на красный, где свирепствует преступность и где полиция бессильна.

Но история постоянно удивляет нас повторяемостью событий. У Шэньчжэня тоже была своя версия «покорения Запада».

В 2014 году правительство наконец решило снести Забор, но эти планы столкнулись с беспрецедентным сопротивлением. Шэньчжэньцы, жившие внутри зоны, отгороженной Забором, считали, что к ним хлынет поток мигрантов, которые увеличат уровень преступности. Но те, кто жил снаружи, тоже возражали против сноса Забора, и даже сильнее. Они были убеждены, что шэньчжэньцы бросили их на произвол судьбы, пока Особая экономическая зона росла, а сейчас, когда развитие уткнулось в стену из-за нехватки пространства, у них отнимут единственный ресурс — землю. Если шэньчжэньцев не остановить, повышение цен на продукты и жилье заставит малоимущих покинуть свои дома. Юноши из числа местных жителей даже одевались в костюмы индейцев и привязывали себя к Забору, чтобы помешать его сносу.

Я работал на заводе, который производил электронику, и его тоже коснулись перемены. Каждый год мы поставляли в Европу, Америку и Японию компоненты для оборудования, создающего виртуальную реальность. Именно они обеспечивали нас твердой валютой. В то же время наша маржа постоянно уменьшалась из-за падения курса доллара к юаню. Если стоимость аренды и заработная плата вырастут, от прибыли ничего не останется. На общем собрании владелец предприятия объявил, что все мы должны быть готовы к сокращениям.

Я был инженером и занимался литейными формами. Мне захотелось сделать что-нибудь, заработать как можно больше денег, прежде чем меня уволят. Об этом думали и все остальные.

Клиенты снабжали нас экспериментальными образцами еще не выпущенных товаров, чтобы мы могли создать формы до начала промышленного производства. В соответствии со строгими соглашениями о неразглашении информации и нормами безопасности, в образцы были встроены чипы, которые отправляли сигналы на частоте 433 мегагерц и благодаря запатентованному протоколу передачи данных общались с приемниками. Если в любой момент времени образец покидал выделенную для него зону, срабатывала сигнализация. После этого образец нужно было вернуть на место в течение трехсот секунд, иначе машина активировала механизм самоуничтожения. Конечно, если бы это произошло, завод лишился бы репутации на международном рынке; клиенты внесли бы его в «черный список» и перестали бы с ним работать.

В дельте Жемчужной реки хватало опытных и хитроумных покупателей, которые предлагали огромные деньги за эти экспериментальные образцы, — ведь тот, кому удавалось бы разобрать и скопировать подобный образец, мог рассчитывать на десятки миллионов чистой прибыли. В те времена жуликам разбогатеть было гораздо проще, чем честным производителям.

У меня было все — покупатель, цена, способ доставить товар и маршрут отхода. Но мне еще требовался помощник — тот, кто отвлечет внимание толпы и направит охрану по ложному следу. Я решил, что для этого лучше всего подойдет мой земляк Чень Гань.

Чень Ганя я понимал. Чень Гань был застенчивым молодым человеком. Его жена только что родила ему вторую дочку, и он беспокоился, хватит ли ему денег, чтобы оплатить обучение первой дочери в начальной школе. Он, мигрант, не мог зарегистрировать свою семью в Шэньчжэне, и ему приходилось платить за обучение дочери больше, чем местным. Если он останется без денег, ему придется отправить дочь в плохую школу для детей мигрантов. Он часто доставал фотографию своей дочки и говорил, что не хочет, чтобы она повторила его судьбу. Я прекрасно его понимал.

Я положил деньги ему на счет — не слишком много, ровно столько, чтобы он мог заплатить за школу.

Какой довод покажется китайцу более убедительным, чем «ради моего ребенка»?

В назначенное время рядом со зданием, в котором я работал, включились громкоговорители. Я понял, что Чень Гань уже начал играть свою роль. Встав посреди двора, он облил себя бензином, и заявил, что подожжет себя, если владелец завода не выдаст ему большое выходное пособие. Встревоженные охранники бросились на двор с огнетушителями в руках, и никто не обратил внимания на то, как я поднялся на крышу по пожарной лестнице, прижимая к груди экспериментальный образец.