Читаем Невидимые (СИ) полностью

- Я туда не ходок... Вы же знаете, - глядя в пол, понуро заметил Макар.

Сыщик поморщился, утирая пот со лба тем самым платком, каким прежде подавал знак. День и впрямь выдался жарким - утро не обмануло.

По неопытности он грубо ошибся: Веселов совсем не подходил на ту роль, что ему отводилась.

- От тебя никакого толку. Для чего я тебе помог?

Макар не нашел, что ответить.

- Что еще?

- Говорят, что ключи подобрали.

- Это очевидно и младенцу. Иначе как они проникли внутрь, не ломая замки и не трогая окна? Через печную трубу? Через водопровод? Или, может, через нужник?

Рабочий улыбнулся шутке, еще пуще обозлив Червинского.

- Смешно? А нам пришлось все проверить, чтобы исключить и такие возможности, представь себе! Все, Свист. Я устал тебе помогать, ничего не имея взамен. Либо ты до конца недели принесешь мне что-то дельное, либо разговор с тобой будет другой.

Макар понимал, что момент совершенно неподходящий, но больше ждать удобного случая он не мог. И так уже почти две недели собирался с духом - с тех самых пор, как подслушал занятный разговор в кабаке. Как же он тогда испугался! Даже спрятал под стол дрожавшие руки, опасаясь, что они его выдадут.

- А не могли бы вы мне... дать немного денег?

Червинский опешил.

- Тебе мало, что не гниешь за решеткой? Да родная мать бы не сделала для тебя того, что я. И ты еще смеешь просить плату?

Поднявшись с кровати, разгневанный сыщик покинул номер, бросив на прощание:

- Я тебя предупредил!

Рабочий закурил очередную папиросу, следуя указанию выжидать время.

Он вовсе не хотел так злить Червинского, и теперь корил себя за то, что решился задать вопрос. Стало только хуже, и Макар пуще прежнего опасался - и если бы только за себя!

Но как войти в милость и выполнить то, чего сыщик требовал, он не знал.


2


- Что с невидимками, Георгий? Будут новости?

- А то как же, Константин Павлович. Именно сейчас и пишу.

- Молодец. Продолжай. Народ-то глянь, как интересуется. Опять сколько писем пришло. Почитай, - Титоренко, редактор не слишком крупной газеты, положил на стол пачку конвертов.

Бирюлев послушно вскрыл самый верхний. В нем наверняка таились переживания взволнованной матери семейства. Точно! Некая "Л.А." сообщала, что пребывает в тревоге за супруга, четверых детей и себя. А может, и за прислугу. Дочитывать терпения не хватило.

- Беспокоятся, - поддакнул репортер, невольно глядя на влажные седые кудри, мелькнувшие в расстегнутом вороте редакторской рубахи. Не слишком приятное зрелище.

- Точно. Это значит - ждут вестей. Другими словами - жаждут купить нашу газету. Так что, Георгий, за работу.

С того момента, как в городе появились невидимые, Бирюлев все чаще привлекал благосклонное внимание Титоренко.

- Черти. Вот и матушка моя нас читает и мается, заснуть не может. Страху-то столько, - высокомерно-насмешливо заметил вертлявый Вавилов - репортер отдела культуры, чье место отчаянно хотелось занять.

Сделав вид, что не понял подтекста, Бирюлев победно улыбнулся. После целого года на последних ролях к нему наконец-то явилось признание - что и подтверждала ревнивая реплика коллеги.

- Я тоже боюсь теперь спать ложиться, - невинно отозвалась Крутикова, единственная барышня в редакции, писавшая советы по домоводству. - Вдруг они начнут нападать не только на одиночек?

- Будем верить, что злодеев скоро поймают, - резюмировал экономический обозреватель Демидов.

Бирюлев кивнул, про себя надеясь, что убийцы останутся на свободе как можно дольше.

Для него они стали подарком судьбы. Невидимые не только придавали репортеру весу и важности, суля премию. Они, помимо того, еще и весьма оживляли пресную рутину хроники происшествий, куда его с первого же дня сослал Титоренко. Каждый раз - одно и то же: "Женщина лет 40 перерезана товарным вагоном". "Мещанин убит в трактире в хмельной драке". "Купец ограблен в доках". Тут было в пору самому умереть от тоски.

А ведь чуть больше месяца назад Бирюлев лишь по случайности не упустил благодатную тему.

В то утро он возвращался домой, не торопясь в предвкушении семейной сцены. Заметив непривычную толкучку на другой стороне улицы, у порога старого бирюка Грамса, решил выяснить, что происходит.

На крыльце толпились два домовладельца, несколько прислуг и знакомый торговец тканями - он хаживал и к супруге Бирюлева Ирине. Они то стучали в дверь, то пререкались.

- Нет никаких причин для тревоги. Он просто уехал, - ворчал один из соседей. - Сегодня утро воскресное, могли бы свой меркантильный интересец и отложить, вместо того, чтобы будить криками всю округу... Я уж подумал, пожар.

- В третий раз прихожу, - возражал торговец. - Господин Грамс велел зайти еще в понедельник, чтобы сочтись. Он много лет у меня покупает, ни разу такого не доводилось, чтобы обманул.

- Не кипятитесь, Иван Сергеевич. Вы-то еще успеете выспаться, а Грамс - человек пожилой да одинокий. Не дай бог, что с ним приключилось, - примирительно убеждал другой сосед. - Велю я Варварке, пожалуй, за слесарем сбегать.

- Как пожелаете. Но смотрите, если спросит господин Грамс, что тут вышло - я ваше решение скрывать не стану.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эмпиризм и субъективность. Критическая философия Канта. Бергсонизм. Спиноза (сборник)
Эмпиризм и субъективность. Критическая философия Канта. Бергсонизм. Спиноза (сборник)

В предлагаемой вниманию читателей книге представлены три историко-философских произведения крупнейшего философа XX века - Жиля Делеза (1925-1995). Делез снискал себе славу виртуозного интерпретатора и деконструктора текстов, составляющих `золотой фонд` мировой философии. Но такие интерпретации интересны не только своей оригинальностью и самобытностью. Они помогают глубже проникнуть в весьма непростой понятийный аппарат философствования самого Делеза, а также полнее ощутить то, что Лиотар в свое время назвал `состоянием постмодерна`.Книга рассчитана на философов, культурологов, преподавателей вузов, студентов и аспирантов, специализирующихся в области общественных наук, а также всех интересующихся современной философской мыслью.

Жиль Делез , Я. И. Свирский

История / Философия / Прочая старинная литература / Образование и наука / Древние книги