Невидимые связи

Лехнович тоже был раздражен. У него тряслась рука, и он расплескал коньяк на ковер. И, кажется, даже растер его ногой. Потом залпом выпил коньяк и тотчас, буквально мгновенно, рухнул на пол Я бросился к нему на помощь.

Когда я склонился нал ним, то сразу понял, помощь ему уже не нужна – он был мертв.

– Скажите, такая скоропостижная смерть от сердечного приступа в принципе возможна?

– Конечно. Когда происходит закупорка крупного сосуда, сердце сразу же останавливается, наступает мгновенная смерть. Поскольку Лехнович прежде жаловался на плохое самочувствие, я не усмотрел в его внезапной смерти ничего необычного.

– Какого цвета была у вас салфетка?

– Красная.

– А у других?

– Я не обратил на это внимания.

– Профессор Войцеховский предложил всем выпить, пытаясь успокоить спорящих. Он спрашивал, у кого какого цвета салфетки?

– Спрашивал. Я сказал, что у меня красная. У Потурицкого всегда зеленая – это цвет адвокатов. У артистки и англичанина были, кажется, коричневая и белая, но за точность не ручаюсь. Что касается игравших за другим столом, то тут я ничего не могу сказать. Женщины, по-моему, вообще не пользовались салфетками, поскольку пили ликер и рюмки у них были другой формы.

– Не бросалось ли в глаза в поведении кого-либо из гостей что-нибудь необычное?

– Да, пожалуй, нет. Но вот все-таки англичанин, или, точнее, этот английский поляк, был единственным новым человеком в нашем обществе, и если среди нас действительно оказался преступник, то, вероятнее всего, это – он.

– Думаю, самоубийство в данном случае исключается.

Следовательно, кто-то из гостей профессора или он сам является убийцей.

– Войцеховского можно смело исключить. Он человек редкостной души и не способен обидеть даже мухи.

– Ну а что вы можете сказать о Генрике Лепато?

– Он вел себя как-то странно, словно какой-нибудь сыщик. В лаборатории все осматривал, обнюхивал, до всего ему было дело. Крышка стола и та привлекла его повышенное внимание. Сначала он провел по ней ножом, а потом загасил об нее сигарету. Перед шкафчиком с ядами стоял минуты три и очень внимательно изучал его содержимое. Даже привстал на цыпочки, чтобы прочитать надписи на всех баночках и скляночках. Лично я вообще не знал, что у Зигмунта в доме есть цианистый калий, и, вероятно, так никогда бы и не узнал, не брось Лепато фразу:

«О, у вас здесь, профессор, богатая коллекция ядов, и даже

KCN», Затем, чуть позже, когда женщины накрывали на стол, а все гости собрались в одной комнате, англичанин остался в библиотеке и, могу присягнуть, заглядывал в ящики письменного стола. А когда мы осматривали второй этаж, Лепато в кабинете профессора подошел к столу и слишком уж внимательно присматривался к лежащим на нем бумагам. Вот так-то. А вы, – добавил Ясенчак не без ехидства, – позволили этому господину вернуться в Англию. Ну конечно, для вас убийца – Ясенчак, и в этом направлении вы ведете следствие

– Какую цель мог преследовать англичанин, устраняя

Лехновича? Ну хорошо, допустим, Лепато действительно проявлял повышенный интерес к бумагам Войцеховского.

Но это ведь никак еще не доказывает, что именно он отравил доцента. А тот факт, что англичанин привлек внимание всех присутствующих к склянке с цианистым калием в лаборатории профессора, скорее, свидетельствует в его пользу. Действительно, задумав воспользоваться ядом в преступных целях, вряд ли преступник стал бы привлекать внимание всех к содержимому шкафчика.

– Честно говоря, меня вообще удивляет, – вставил

Ясенчак, – почему преступник, воспользовавшись ядом, оставил склянку с ним на прежнем месте? Он вполне мог высыпать остатки порошка в раковину, а затем тщательно промыть и раковину, и саму склянку, сорвать с нее этикетку и поставить ее среди множества точно таких же пустых, стоящих на столе.

– Ну, это потребовало бы времени, – ответил полковник, – а в лабораторию в любую минуту могли войти.

Кроме того, убийца был заинтересован оставить банку на месте, чтобы следствие знало, что любой из гостей мог взять яд для своих преступных целей.

– Любой из гостей Зигмунта мог принести с собой цианистый калий, а не брать его в шкафчике.

– Допустим, это так. Но ведь, кроме хозяев, англичанина, профессора Бадовича и пани Бовери, никто не знал, что доцент приглашен на этот вечер.

– Ага, а эти «незнающие» – это я с женой и супруги

Потурицкие? Так ведь? Вы, полковник, с завидным упорством возвращаетесь все на один и тот же полюбившийся вам путь: преступник – Ясенчак.

– Во всяком случае, он действительно один из наиболее подозреваемых, имеющих весьма веские мотивы для преступления.

– Вам следовало заранее меня предупредить, полковник, я прихватил бы с собой полотенце, мыло, зубную щетку и белье.

– Это вы всегда успеете сделать. Во всяком случае, сегодня вам удастся еще беспрепятственно покинуть это здание. Мне недостает нескольких деталей для завершения следствия. На этом давайте и закончим наш разговор.

Доктор Ясенчак встал, и, не прощаясь, вышел громко хлопнув дверью.

– Здорово вы взяли его в оборот, – рассмеялся Межеевский.