Валицкий состоит у меня в комиссии по охране общественного порядка и мы встречаемся иногда в неофициальной обстановке. Опасался, что эти наши отношения могут помешать объективному ведению следствия?» Земба испытывает чувство обиды. Такая оценка представляется ему незаслуженной и несправедливой. «Вот как, значит, обо мне думают, вот как я выгляжу в глазах людей со стороны, в глазах своих сотрудников?! Но ведь мои личные отношения никогда не влияли на исполнение служебного долга.
Разве только на их форму, вынуждая действовать с большей осмотрительностью и только… Как объяснить это
Корчу, который прет к цели напролом? Мой метод он считает перестраховкой, а своим добился лишь целой волны сплетен, жалоб и нареканий».
– Какими мотивами, по твоему мнению, – скрывая раздражение, обращается Земба к Корчу, – мог руководствоваться Валицкий?
– Полагаю, он был заинтересован замять это дело. Речь, конечно, не идет о его непосредственном участии в преступлении. У него железное алиби, но какой-то его заинтересованности исключать нельзя. Я хочу собрать более подробные сведения о его связях и контактах.
– Не слишком ли поспешно ты формулируешь свои умозаключения? Валицкий – уважаемый и авторитетный в городе человек. Мне лично его причастность к махинациям кладовщика или кого-либо другого кажется маловероятной. Самое большое, в чем можно его заподозрить, – это в отсутствии контроля. И уж совсем невероятным считаю, чтобы он хоть в какой-то степени был заинтересован в убийстве, Если бы Врубль представлял для него опасность, он мог снять его с должности начальника стройки или вообще уволить с работы. Как-никак, он его начальник и мог использовать менее рискованные способы действий.
Корч смотрит на Зембу искоса. Он опасался именно такой реакции. «Придется обосновывать свои соображения иным путем, – думает он. – Досадно, что Земба, которого он уважает и ценит, фетишизирует должностное положение людей. Он принимает желаемое за действительное, –
размышляет про себя Корч, – впрочем, иначе ему, наверно, тут бы не усидеть».
– Все мной сказанное о Валицком отнюдь не означает запрещения собрать о нем нужную тебе информацию, –
говорит Земба, подумав и словно разгадав мысли Корча, –
поступай как знаешь. Речь идет лишь о том, чтобы соблюдать при этом чувство такта и меры. Всякое необдуманное твое действие вызовет лишь поток жалоб и недовольство.
Решение Зембы для Корча приятная неожиданность.
«Все-таки согласился. Правильный мужик!» Он поднимает на шефа посветлевший взгляд:
– А на меня были жалобы?
– Да. Кое-кто неодобрительно оценивает твое поведение и поступки. Наверно, не без повода.
– Может, это результат того, что мы напали на верный путь, – неуверенно произносит Корч.
– Возможно. Но если даже и так, все равно это результат и допущенных тобой ошибок. В Заборуве нельзя не считаться с общественным мнением. Нужно действовать, не давая пищи сплетням, не появляться, например, в общественных местах вместе с Дузем и не афишировать своих отношений с секретаршей председателя. Эти мелкие, казалось бы, и пустяковые на первый взгляд факты могут затруднить, а то и вообще сделать невозможной твою дальнейшую работу.
Корч понимает обоснованность аргументов Зембы.
Другое дело, что эти аргументы противоречат его темпераменту, взглядам, принципам. Но что поделаешь?
– Подумай об этом, – в тоне Зембы отеческие нотки. – И
попытайся проанализировать свои поступки и действия.
Оцени их сам. Мать Сливяка жаловалась на методы задержания ее сына. На это же ссылался и ее муж, ординатор городской больницы. Следовало их уведомить о его задержании… разумеется, постфактум. Кстати, что удалось установить по этому делу?
– Сливяк признал свое соучастие в нападении на Ирэну
Врубль и виновность в попытке запугать Кацинского, в попытке, которая в итоге закончилась трагически. После очной ставки с ним раскололся и Базяк. Этот признал себя виновным в нападении на Врубль и в подстрекательстве
Сливяка к запугиванию Кацинского. Однако он так и не сказал, кто поручил ему проведение этой акции. Сливяк же, судя по всему, этого не знает.
– Прокурор дал санкцию?
– Да. С этим все в порядке. Правда, ему пришлось поломать голову над квалификацией действий, повлекших за собой смерть Кацинского. «Непреднамеренное убийство?»
Но это уже не наши заботы. Я вот думаю, как установить организатора нападения. Хочу поискать его в кругу лиц, заинтересованных в сокрытии дела Врубля.
– Опять метод дедукции?
– В какой-то мере – да. Если инспиратор этой акции поручил своим подручным шепнуть девушке на ухо, чтобы она не шаталась в милицию, о чем же ином может идти речь? Всем известно, что она упорно стремилась возобновить дело, неоднократно ходила в милицию. Была и у меня.
Таким образом, вывод вроде напрашивается сам собой.
– Ладно, действуй, но не зарывайся.
ГЛАВА XXIII