Невидимый флаг. Фронтовые будни на Восточном фронте. 1941-1945

Итак, я поведал ему о том, что пехотинцы крайне недовольны отсутствием артиллерийской поддержки и плохим питанием, но их воля к сопротивлению непоколебима. Это было не совсем верно. Но вероятно, даже у генерала есть пределы возможностей, и, несмотря на все трудности, у него в душе должна теплиться хоть искорка надежды. Генерал отреагировал на мой рассказ именно так, как я напрасно ожидал от Фабрициуса, – у него вырвался вздох облегчения.

– Это первые хорошие новости, которые я получил за последние три дня. Давай еще выпьем по стаканчику.

Вероятно, я должен был испытывать чувство стыда. Но я получил свою выпивку точно так же, как доктор получает деньги от пациента за совет принимать лекарства в строго назначенное время, хотя точно знает, что тот, скорее всего, умрет на следующий день.

– Командиры рот сообщают, что участились случаи самострелов. Вам приходилось их видеть?

– Только один раз.

– Вы написали об этом рапорт?

Если вы уже начали врать, то врите до конца.

Это была дьявольская месть за то, что я полез не в свои дела. Я решил рискнуть:

– Нет, герр генерал, я не написал рапорт.

– Почему?

– Это был молодой крестьянский парень, который только за три дня до того прибыл на фронт из запасного батальона. У него было просто временное умопомешательство. Он сам не понимал, что он делает. Я не хотел, чтобы вышестоящий начальник поставил свою подпись под его смертным приговором.

Этим вышестоящим начальником был не кто иной, как сам генерал. Он улыбнулся:

– А ты, оказывается, хитрец. Ладно, будем считать, что я ничего об этом не знаю.

Затем я поведал генералу замечательную историю о сельскохозяйственном администраторе. Я принес с собой несколько жареных цыплят.

Фабрициус опять занял свою излюбленную позицию на столе для карт и уставился на деревенскую улицу. Я сел напротив него и указал на разрушенный завод:

– Прекрасный вид из окна.

Фабрициус задумчиво взял в руки связку гранат, кто-нибудь другой точно так же мог бы взять в руки фрагмент скульптуры, чтобы лучше ее рассмотреть. Он вынул запал и поиграл с кольцом, которое сразу же выскочило.

Я посмотрел на него с улыбкой:

– Ну разумеется, если тебе так хочется, нет причины, по которой тебе не надо было бы собирать вещи.

Он затряс головой:

– Нет, нет. Разве ты забыл? Я старый солдат, семнадцатый пехотный полк. Я смогу уничтожить по крайней мере один танк, прежде чем уйду отсюда.

– Пойдем, Фабрициус. Давай прогуляемся вокруг дома.

– Прекрасная идея.

Мы вышли из особняка, стоявшего на окраине деревни, и отправились прямо в степь.

– Ты можешь держать язык за зубами?

Я щелкнул каблуками:

– Я буду нем как могила, герр полковник.

– И я тоже.

И с этой шутки, которую Фридрих Великий однажды сыграл с одним не в меру любознательным генералом, начался наш разговор, который врезался мне в память:

– Итак, что нас ждет дальше?

– Ничего, все уже закончилось!

– Ты имеешь в виду, что у нас нет шансов долго здесь продержаться?

– Ни малейших. У нас нет боеприпасов. Пехота совершенно измотана. Русские подтянули танки. Когда они начнут наступать, то смогут одним рывком прорваться прямо до Симферополя.

– Мы и так многое сделали. Наш единственный шанс заключается в том, что ты не сдашься, полковник. Еще три дня назад ситуация вырисовывалась в гораздо более мрачных тонах, чем теперь.

– Ты совершенно прав. Но я начисто проиграл начальнику штаба.

– Начальнику штаба? Такого не может быть, чтобы ты издавал бессмысленные приказы, и, в конце концов, командир корпуса не должен вмешиваться в твои дела. Ты хорошо знаешь командующего армией, а он хорошо знает тебя.

– Командующий армией является непревзойденным мастером тактических операций, и он прекрасно знает все особенности ведения войны в России. Но я говорю о другом начальнике штаба, о русском. Он великолепно знает свое дело.

– Ты знаешь его?

– В течение трех дней я играл с ним в игру, напоминавшую шахматы, только вместо фигур на доске мы использовали боевые части и бронетехнику. На каждый мой ход он немедленно делал правильный ответный ход. У меня было такое чувство, что за линией фронта сидит мой бывший коллега по Академии Генерального штаба.

– Возможно, что именно так оно и есть на самом деле.

– Что ты имеешь в виду?

– Это мог быть кто-нибудь из Национального комитета.

– Черт побери! Я даже не подумал об этом.

Из листовок, которые русские разбрасывали над нашими позициями, мы знали, что некоторые из офицеров, которые были захвачены в плен под Сталинградом, стали коммунистами.

Помолчав минуту, Фабрициус сказал:

– Какая мерзость!

– Все, что происходит вокруг, это большая беда. По сути дела, не имеет никакого значения, на чьей стороне ты воюешь. Все равно ты служишь неправому делу.

Пройдясь еще немного по степи, Фабрициус опять остановился:

– Скажи мне, как мы вообще попали в такую мясорубку? Умереть здесь… как крысы.

– Знаешь, полковник, никто не застрахован от гибели на войне. Но мы оба можем умереть здесь в степи только в том случае, если так угодно звездам.

Фабрициус задумчиво посмотрел на меня:

– Нет, нет, ты совершенно прав. Наши звезды нам этого не сулят.