Невидимый фронт Второй мировой

Германского посла в Японии, объективно говоря, не было никакой нужды заблаговременно информировать о предстоящем нападении на СССР. Признаки же такого нападения, отмеченные Зорге, были далеко не бесспорны. Отъезд германских авиационных специалистов из Японии совсем не обязательно был связан с предстоящим вторжением вермахта на советскую территорию. Уменьшение транзита каучука в Германию через СССР могло быть вызвано опасениями, что Москва задержит поставки или даже может использовать их «взаимообразно» для собственных нужд, в точности как сейчас поступает Украина с транзитным российским газом и нефтью. Что же касается опасения пересылать через советскую территорию секретные сообщения, то и оно могло диктоваться беспокойством за сохранение тайны. Ведь было хорошо известно, что НКВД проявлял повышенный интерес к сумкам иностранных дипкурьеров. Трудности же ведения вермахтом боевых действий в Северной Африке обусловливались отнюдь не концентрацией германских сухопутных войск у восточных границ Рейха, а слабостью немецкого флота и люфтваффе, без которых невозможно было снабжать достаточно крупные германо-итальянские силы на Африканском континенте.

К тому же в Москве не верили Зорге. В 1937 году он отказался вернуться в СССР. По всей вероятности, именно Зорге переслал в Москву доклад японского военного атташе Коотани Очевидно, знакомство с докладом Коотани стало одним из побудительных мотивов для Зорге отказаться от возвращения в СССР, несмотря на требования руководства. «Рамзай» имел все основания опасаться, что станет жертвой той же чистки, что и Тухачевский. Поскольку Зорге в Москве считали «невозвращенцем», почти предателем, к его информации, в том числе о готовящемся нападении Германии на Советский Союз, относились с очень большим сомнением. Только после того, как 22 июня 1941 года эта информация подтвердилась самым трагическим образом, доверие к Зорге было восстановлено.

Кем был Штирлиц?

Кроме Харнака и Шульце-Бойзена, у Москвы был еще один важный агент в Германии, служивший в РСХА. Судя по всему, именно он послужил прототипом знаменитого Штирлица. Только вот судьба агента была куда печальнее, чем у удачливого героя Юлиана Семенова. Вот что вспоминает о нем генерал Судоплатов: «5 августа 1942 года Разведупр забросил двух агентов-парашютистов в Германию – Артура Хесслера и Альберта Барта. Но немцы уже держали под наблюдением группу, на связь с которой они были посланы, и их арестовали. Хесслер погиб в гестапо, а Барта немцы перевербовали, и он начал вести с советской разведкой радиоигру, которую, кстати, наши сразу же разгадали. Во время допроса Барт раскрыл советского агента Вилли Лемана (Брайтенбах), который сотрудничал с нами с 1935 года. Леман был сотрудником гестапо и снабжал Москву исключительно важной информацией. Он передал нам в 1935–1941 годах важнейшие материалы о разработках гестапо по внедрению агентуры в среду русских эмигрантов и коммунистическое подполье.

От Лемана в свое время в Москве также узнали, какие источники польской контрразведки были перевербованы и использовались немцами после разоблачения в 1936 году в Берлине польского резидента Сосновского…

Лемана арестовали на улице и тайно, без суда, казнили. Гестапо сообщило жене, что ее муж исчез и его усиленно разыскивают. После войны нашли лишь его регистрационную карточку в архивах тюрьмы Плетцензее в Берлине – других следов о нем не осталось. Леман в годы войны был единственным офицером гестапо, сотрудничавшим с Советским Союзом.

В архивах гестапо были обнаружены сведения о „Красной капелле“. И хотя имя Барт там фигурирует, Леман даже не упомянут. Возможно, это вызвано нежеланием бросить тень на гестапо, в рядах которого оказался советский агент. Не исключено, что гестапо боялось доложить об этом Гитлеру. Барт был взят в плен англичанами и передан нам в 1946 году. Его доставили в Москву, судили и расстреляли за измену».

Иначе излагается агента «Брайтенбах» в книге «Тайна Зои Воскресенской», в анонимном очерке «Как звали Штирлица?» (возможно, его автором является Эдуард Шарапов). Здесь утверждается, что Леман был завербован еще в 1929 году, причем до того момента, как весной 1939 года связь с ним была впервые прервана, «этот человек передал нам чрезвычайно обильное количество подлинных документов и личных сообщений, освещающих структуру, кадры и деятельность политической полиции (впоследствии гестапо), а также военной разведки Германии. Он предупреждал о готовящихся арестах и провокациях в отношении нелегальных и легальных работников резидентуры в Берлине, сообщал сведения о лицах, разрабатываемых гестапо, наводил также справки по следственным делам в гестапо, которые нас интересовали, а в последнее время передавал главным образом материалы о военном строительстве в Германии, в том числе о сооружении особо важного объекта в Потсдаме – ставки Верховного главнокомандующего».