Он был очень веселый. Самое первое трепло по всему Пришеламью. Столько всяких баек знал – казалось, на всю ночь до рассвета хватит. И добрый. То есть не добрый, конечно, но ласковый ко всем. А на самом деле – душа потемки. Ну, шеламскому колдуну по-другому и нельзя. От него того все и ждут, чтобы все как у людей и в то же время все по-иному. Ты уж понимай как знаешь. Просил правду, так и кушай ее теперь с чем хошь. Моя правда путаная выходит.
Ну вот. А колдун он был очень сильный. Наконечники стрел, ладонью не касаясь, вынимал – сама видела. Так и идет стрела сквозь мясо прямо за ладонью, как телок за матерью. Мягко идет, по старому ходу, и боли никакой. Ожог у девчонки махонькой – пузырину во всю ладонь – залечил, просто дунул на него и все. Ну ты понимаешь, как к нему бабы липли. Ну и лес, понятно, знал, как никто. Это уж опять же положено. Всегда говорил сразу, где чужан искать, и хоть бы раз ошибся. Словом, цены ему не было.
Так я и говорю, что бабы к нему липли. Он и не отказывался – с чего? Своей жены у него не было, да и быть не могло. А мужик, будь он хоть сто раз колдун, по-другому жить не может. Ну и конечно, если в крепостях и ворчали про его гульбу, так по-тихому и не при нем. Потому что от бабы не убудет, а его если пальцем тронешь, так тебе же твои же соседи так накостыляют, что до смерти будешь свою жадность вспоминать. Там все знали, скольких Клайм от смерти спас, ну и помалкивали, если что.
Ну а мне ж любопытно! Куда все, туда и я. Стала перед ним хвостом крутить. Он, конечно, поначалу юлил: чужая жена – одно, а единственная десятникова дочка – совсем другое дело выходит. Но я очень старалась. Ну и слюбились потихоньку.
Сейчас-то я уже знаю, как он меня берег. Хочешь верь, хочешь нет, но про наши с ним гулянки никто не знал. Ну а тогда я думала, что он нарочно меня на людях сторонится, – и дулась, конечно. Что взять – дура молодая! Ну и скучала сильно: он к нам редко захаживал.
Ну так вот, однажды я услыхала, что он неподалеку, в соседней крепости, собирается с тамошними ребятами большую чужанскую банду ловить. Ты уж не обижайся, но сам знаешь – жизнь наша такая. Если кто с гор к нам с добром приходит, то мы со всем уважением. Ну а грабителям и вашим, и нашим спуску не даем. Справедливо ведь? Вот то-то. Ладно, значит, услыхала я, что до моего любезного почти что рукой подать. Нашла какую-то оказию – и полетела туда. А он вроде как мне не очень рад был. Ну и разругались вдрызг. Это дело вечером было, ему уезжать уже пора, все собрались. Он мне сунул платок: вытри, мол, сопли и убирайся утром, откуда пришла. А сам на коня. Платок, кстати, чужой рукой вышитый, но это я уже потом поняла, когда неважно стало.
В общем, уехали. А еще до рассвета его привезли. С чужанским копьем в горле. Видать, силач был чужанин: крепко вошло, сквозь горло, сквозь позвонки – кончик со спины вышел. А он не умирает. Как же ему умереть, если он силу еще не отдал. Так уж им, колдунам, положено… Древко они, конечно, обломали, а вытянуть совсем копье боятся. За него потянешь, тут он силу-то тебе и передаст. Устал уже, небось, мучаться. Это все разом сообразили и – разошлись. Ну знаешь, как бывает. Вроде все тут стоят, а вроде и нет никого. Подойти не решаются. Ну и… Ладно, что дальше было, сам догадаешься…
Ну а дальше все просто. Недели с того дня не прошло, как заявились к нам в крепость другие колдуны. Мы, говорят, друзья Клайма и хотим поговорить с его вдовой. Представляешь? Отец ни сном ни духом, а тут ему такое разом выдали. Ох, что дальше было… Помело он об меня обломал, потом за кочергу взялся, тогда уж удержали. – Она тихонько засмеялась. – Ну, так или иначе, а что сделано, то сделано. Пришлось мне на место Клайма вставать. То есть не пришлось, никто меня не принуждал к тому, я сама согласилась. Ну довольно, все я тебе уже рассказала. Чего не сказала, сам додумывай…
Ведьма соскочила на пол, открыла заслонку, полезла проверять свои пироги. Пахло весьма возбуждающе, и Сайнем поймал себя на детском желании стащить один.
– Что ты будешь делать? – спросила шеламка, по своему обыкновению не оборачиваясь.
Волшебник усмехнулся.
– Подумать надо. Я тебе утром скажу.
Ночью во сне он все-таки перерезал шеламке горло. Из раны потекла серебряная кровь и сожгла ему пальцы.
Глава 35
Утро началось с топота по лестницам, криков, хлопанья дверей и… холода. Сайнем едва не застонал, выбираясь из-под перины. Ну вот, началось! Опять это проклятое время, когда сколько с вечера ни топи, к утру все вымерзает. С горем пополам он оделся и пошел вниз – согреться и узнать, из-за чего сегодня шум.
На кухне сидел очередной насмерть перепуганный поселянин и, переводя дыхание, жаловался ведьме:
– Морозы в Забродье! Вышли из леса. Двое. Я на реке в проруби рыбу ловил – как увидел, сразу сюда. Не заметили.
– Ясно. – Шеламка хлопнула в ладоши. – Карс, прикажи, чтоб мне оседлали лошадь.
– Двух лошадей, – поправил Сайнем, входя. – Я от вас не отстану, домэнэ.
Она поморщилась, но кивнула:
– Хорошо, двух.