Читаем Невидимый град полностью

Нехитрым делом оказалась эта «организация». Скажем, хотя бы подбор служащих. Мне казалось важным только одно: создать настроение семьи, а не учреждения, и чтоб работали по своей охоте, а не по обязанности. Это мне легко удалось. Наталия Аркадьевна, умевшая шить, стала кастеляншей. Завхозом я пригласила встретившуюся случайно на улице, старинную знакомую нашей семьи Елену Константиновну Миллер — с начала германской войны сестру милосердия. Это была женщина с характером и такими твердыми правилами, что прямо просилась на диккенсовские страницы. Ольга Александровна была директором и главным педагогом. Еще было несколько приходящих учителей и воспитателей, среди них и Александр Васильевич Лебедев. Низший персонал дома подобрался сам, без всяких с моей стороны усилий, из живших по соседству голодных женщин, обрадованных готовым питаньем, главным образом — из бывших слуг Коновалова.

Наступил момент главного дела — подбора детей: брошенные и бездомные, они свозились в приемники, о которых я уже слыхала от Раи. Самый крупный был в Подкопаевском переулке возле Хитрова рынка. Он походил на грязный и шумный вокзал. Мне выложили на стол груду анкет. Из приличия я их полистала. Я сразу поняла, что отбирать детей надо каким-то иным путем. И я стала определять на глаз, по первому впечатлению. Так я насчитала пятьдесят девочек и мальчиков, не справляясь об их возрасте, социальном происхождении, здоровье, и ни в одном из них я не ошиблась: в будущем среди них не оказалось ни одного чуждого нашему общему делу, ни одного неблагодарного или даже равнодушного ребенка, хотя были среди них и трудные, и порочные дети. Если я потеряла после их следы — в этом только моя вина.

Надо было сохранить в себе самой много детского, чтобы различать отдельные лица в этом хаосе непрестанно двигающегося, орущего, свистящего, ругающегося, съезжающего по перилам лестниц человеческого месива, вдобавок голодного, немытого, раздетого и, главное, недоверчивого. Вспоминаю одну сцену: из толпы выступает бледный мальчик с наглым выражением глаз, хотя я замечаю в этих глазах напряженное ожидание, может быть, даже и надежду. Какого чуда он ждет от меня?

— Филя Буров, одиннадцати лет, родителей не называет, — шепчет мне на ухо дежурный воспитатель.

— Пойдешь ко мне, Филя? — спрашиваю я, кладя руку на костистое плечо ребенка.

— А это видала? — вопросом на вопрос отвечает Филя и вынимает из кармана спичечный коробок. Вокруг раздаются смешки. Филя смотрит мне в глаза, я креплюсь, чтоб не отвести своих, и руки с плеча не снимаю. Секунда борьбы — и Филя прячет коробок в карман. Однако я не уверена, что это моя победа.

— Что у тебя там? — спрашиваю я, как бы не слыша озорного смеха обступивших мальчишек. Филя молчит.

— Он вшей собирает! — выкрикивает из толпы чей-то голосок.

— Как повезете, он их на вас и повыпускает! — разъясняет кто-то из-за спины товарищей. Смешки усиливаются.

— Как хочешь, — говорю я с искренним огорчением и не тружусь его скрыть от ребят: пусть думают обо мне, что хотят, я не буду с ними лукавить. — Я тебя не неволю. — Мне грустно потерять Филю.

Что-то дрогнуло в глазах мальчика. Они опускаются, снова поднимаются: это идет в нем тайная борьба.

— Я тебе чтой-то скажу, — говорит он, и прелестная просительная улыбка освещает серое личико.

Я обнимаю его и говорю обступившим ребятам:

— У нас секретный разговор — отступите! — Они послушно отступают, с любопытством поглядывая в нашу сторону.

— Я к тебе пойду, — доверительно, горячим шепотом обращается ко мне Филя, — если ты Юшку возьмешь.

— Кто это Юшка?

— Брат у меня тут, нас вместе в один Дом не хотят брать, маленький он. Я без него не пойду! — он хмурит брови и выразительно похлопывает себя по карману, где лежит «тот» коробок.

— Филя, — говорю я, — непременно возьмем с собой и Юшку.

— Дай слово! — говорит Филя.

Я ликую: у маленького беспризорника сохранилась вера в слово!

В детском доме Филя Буров стал нашим главным помощником во всех хозяйственных «мужских» делах. Он проявил недюжинный организаторский талант. Через много лет он нашел меня, он был уже взрослым человеком. Зачем он приходил ко мне? Я уже плохо помню подробности нашего свиданья. Может быть, за советом, может быть, из благодарности за прошлое… Помню другое — как сама я была в то время не устроена душевно, как сама нуждалась в помощи и совете… Больше он ко мне не пришел. Может быть, ты погиб на войне, а может быть, еще и существуешь? Где ты, Филя Буров?{89}

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека мемуаров: Близкое прошлое

Жизнь на восточном ветру. Между Петербургом и Мюнхеном
Жизнь на восточном ветру. Между Петербургом и Мюнхеном

Автор воспоминаний, уроженец Курляндии (ныне — Латвия) Иоганнес фон Гюнтер, на заре своей литературной карьеры в равной мере поучаствовал в культурной жизни обеих стран — и Германии, и России и всюду был вхож в литературные салоны, редакции ведущих журналов, издательства и даже в дом великого князя Константина Константиновича Романова. Единственная в своем роде судьба. Вниманию читателей впервые предлагается полный русский перевод книги, которая давно уже вошла в привычный обиход специалистов как по русской литературе Серебряного века, так и по немецкой — эпохи "югенд-стиля". Без нее не обходится ни один серьезный комментарий к текстам Блока, Белого, Вяч. Иванова, Кузмина, Гумилева, Волошина, Ремизова, Пяста и многих других русских авторов начала XX века. Ссылки на нее отыскиваются и в работах о Рильке, Гофманстале, Георге, Блее и прочих звездах немецкоязычной словесности того же времени.

Иоганнес фон Гюнтер

Биографии и Мемуары / Документальное
Невидимый град
Невидимый град

Книга воспоминаний В. Д. Пришвиной — это прежде всего история становления незаурядной, яркой, трепетной души, напряженнейшей жизни, в которой многокрасочно отразилось противоречивое время. Жизнь женщины, рожденной в конце XIX века, вместила в себя революции, войны, разруху, гибель близких, встречи с интереснейшими людьми — философами И. А. Ильиным, Н. А. Бердяевым, сестрой поэта Л. В. Маяковской, пианисткой М. В. Юдиной, поэтом Н. А. Клюевым, имяславцем М. А. Новоселовым, толстовцем В. Г. Чертковым и многими, многими другими. В ней всему было место: поискам Бога, стремлению уйти от мира и деятельному участию в налаживании новой жизни; наконец, было в ней не обманувшее ожидание великой любви — обетование Невидимого града, где вовек пребывают души любящих.

Валерия Дмитриевна Пришвина

Биографии и Мемуары / Документальное
Без выбора: Автобиографическое повествование
Без выбора: Автобиографическое повествование

Автобиографическое повествование Леонида Ивановича Бородина «Без выбора» можно назвать остросюжетным, поскольку сама жизнь автора — остросюжетна. Ныне известный писатель, лауреат премии А. И. Солженицына, главный редактор журнала «Москва», Л. И. Бородин добывал свою истину как человек поступка не в кабинетной тиши, не в карьеристском азарте, а в лагерях, где отсидел два долгих срока за свои убеждения. И потому в книге не только воспоминания о жестоких перипетиях своей личной судьбы, но и напряженные размышления о судьбе России, пережившей в XX веке ряд искусов, предательств, отречений, острая полемика о причинах драматического состояния страны сегодня с известными писателями, политиками, деятелями культуры — тот круг тем, которые не могут не волновать каждого мыслящего человека.

Леонид Иванович Бородин

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Партер и карцер. Воспоминания офицера и театрала
Партер и карцер. Воспоминания офицера и театрала

Записки Д. И. Лешкова (1883–1933) ярко рисуют повседневную жизнь бесшабашного, склонного к разгулу и романтическим приключениям окололитературного обывателя, балетомана, сбросившего мундир офицера ради мира искусства, смазливых хористок, талантливых танцовщиц и выдающихся балерин. На страницах воспоминаний читатель найдет редкие, канувшие в Лету жемчужины из жизни русского балета в обрамлении живо подмеченных картин быта начала XX века: «пьянство с музыкой» в Кронштадте, борьбу партий в Мариинском театре («кшесинисты» и «павловцы»), офицерские кутежи, театральное барышничество, курортные развлечения, закулисные дрязги, зарубежные гастроли, послереволюционную агонию искусства.Книга богато иллюстрирована редкими фотографиями, отражающими эпоху расцвета русского балета.

Денис Иванович Лешков

Биографии и Мемуары / Театр / Прочее / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых людей Украины
100 знаменитых людей Украины

Украина дала миру немало ярких и интересных личностей. И сто героев этой книги – лишь малая толика из их числа. Авторы старались представить в ней наиболее видные фигуры прошлого и современности, которые своими трудами и талантом прославили страну, повлияли на ход ее истории. Поэтому рядом с жизнеописаниями тех, кто издавна считался символом украинской нации (Б. Хмельницкого, Т. Шевченко, Л. Украинки, И. Франко, М. Грушевского и многих других), здесь соседствуют очерки о тех, кто долгое время оставался изгоем для своей страны (И. Мазепа, С. Петлюра, В. Винниченко, Н. Махно, С. Бандера). В книге помещены и биографии героев политического небосклона, участников «оранжевой» революции – В. Ющенко, Ю. Тимошенко, А. Литвина, П. Порошенко и других – тех, кто сегодня является визитной карточкой Украины в мире.

Валентина Марковна Скляренко , Оксана Юрьевна Очкурова , Татьяна Н. Харченко

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги