— Это объясняет, что за тень я видел в час убийства на той стене — но и только. Все равно я не понимаю, как существо из плоти и крови могло пролезть через решетку. Ну что же, посмотрим…
Мэйдж на минуту озабоченно задумалась, потом отдала бинокль своему спутнику, указала ему на отломанную часть моста и поделилась своими мыслями.
— Хитрый человек, — ответил ей Блейк, — пожалуй, мог бы скрыться от нас — например, спрыгнуть в какую-нибудь неприметную ямку. Но если этот Горацио все еще прячется на острове, то, я думаю, скорее где-то в самом замке. Значит, у нас есть планы на вечер. Кстати, мы перенесли тело мнимого Ханта в подвал. Доктор Джерролд подтвердил, что он убит мечом и скорей всего тем самым, который пропал. Раны страшные! Удары сильнейшие, как будто убийца свирепо…
— Если не перестанете, будете тут сторожить один! — пригрозила Мэйдж и сделала вид, что встает. — Мистер Халлахан хотя и не поэт, а рассказывал все про фей, про волшебников, про принцев…
Блейку стало смешно, он не удержался, чтобы не улыбнуться в густую черную бороду.
— Зачем скрывать от себя правду? Мы одни на этом островке, отрезаны от мира, заперты в невидимом кругу, а с нами вместе, вероятно, — только безумный убийца.
— Я пошла…
— Одна? Халлахан уже далеко.
— Тогда молчите.
— Как угодно. Но факт остается фактом.
С дерзостью, изумившей ее саму, Мэйдж посмотрела прямо в глаза собеседнику. Что за человек скрывался за этой крепкой оболочкой, за диковато-веселым лицом и непокорной густой шевелюрой?
— Ведь вы поэт, не правда ли? — спросила она напрямик.
— Да, немного… Хотя больше пишу исторические статьи для журналов и сказки для детей.
— Я не такими представляла себе поэтов.
— А какими?
— Не знаю… Наверное, более задумчивыми.
Блейк улыбнулся и запрокинул голову.
— Мне часто приходится смотреть на небо. Так вот: могу вам сказать, что к вечеру погода опять испортится.
— Все-то вы меня пугаете!
— Я корнуоллец, сударыня.
— Вот уж не думала, что местные жители только тем и занимаются, что пугают людей! Но вам лучше знать…
— А вы посмотрите вокруг! Посмотрите на эти места — суровые, мрачные, дикие… Как же, по-вашему, люди могут отличаться от мест, где живут?
Мэйдж не ответила. Блейк громко расхохотался:
— Это, конечно, не значит, что мы такие бессердечные и не умеем веселиться! Приезжайте как-нибудь к нам на праздник — тогда увидите! Но взгляните на это изрезанное побережье, на отвесные скалы, на дикое море… Они говорят о гордом, независимом, неподатливом характере. Представьте себе ночную бурю — куда сильнее вчерашней. Послушайте стон океана, посмотрите, как волны вздымают чудовищные горбы, вообразите, как рушатся горы воды, как грохочет гроза, как молнии разрезают обезумевшие тучи… Слышите ли, как воет эта буря, подобно стае голодных волков?
— Должно быть, после ваших сказок дети по ночам глаз не могут сомкнуть!
— Вы, боюсь, до сих пор не поняли нашего юмора. Но ничего, милая девушка, — скоро начнете понимать.
Мэйдж ответила не сразу.
— Здесь, похоже, есть один человек с очень своеобразным чувством юмора…
— Вы имеете в виду Горацио?
Мэйдж кивнула.
— Да, верно… — задумчиво произнес Блейк. — В каком-то смысле прямо квинтэссенция юмора…
— Параноидальный бред! Он же опасный безумец!
— В этом нет никакого сомнения. Никто не станет спорить.
— А вы говорите о нем так, как будто совсем не боитесь?
В черных глазах поэта блеснула мстительная решимость.
— Представьте себе, не боюсь. Я только и жду, когда он объявится, когда предстанет передо мной. И тогда увидит, как разберется с ним старый корнуоллец!
Когда Блейк и Мэйдж вернулись в замок, часы пробили половину седьмого. Чем ниже садилось солнце, тем меньше оставалось шансов заметить кого-нибудь на той стороне моста. Все собрались в гостиной — только Урсула Браун по-прежнему сидела запершись в своей комнате. Мэйдж решила составить ей компанию, пока мужчины обшаривали весь дом, закрывая за собой все отверстия, так чтобы к ночи превратить замок в настоящую крепость. Специально для этого запаслись молотками, гвоздями и досками.
Урсула лежала в своей спальне на кровати. Она была очень бледна. Вечерний полумрак, погружая закоулки комнаты во тьму, делал ее еще более болезненной с виду. Мэйдж присела на кресло возле постели.
— Вы простудились? — спросила она.
— Нет, температуры нет…
Урсула произнесла эти слова дрожащим голосом, подрагивали у нее и руки.
— Горло тоже не болит. Я думаю…
— Да?
— Как представлю себе, что этот ненормальный где-то здесь — буквально схожу с ума. Голова кружится… Поэтому лучше лежать. А доктор Джерролд дал мне лекарство и запретил выходить из комнаты.
Мэйдж впервые почувствовала сострадание к Урсуле. Все высокомерие с нее сошло, теперь ее даже было жалко — слабую, беззащитную…
— Я и вправду очень нервная, — продолжала Урсула. — И когда такое начинается — просто не соображаю, что творю… Теряю контроль над собой, готова сделать что угодно — прыгнуть в воду, например.
— И вы всегда такой были?
Мисс Браун пристально посмотрела на собеседницу странным взглядом:
— Нет, не всегда… Это началось, когда я познакомилась… с одним человеком.