-- Молодец, - негромко сказал Кельм, - хорошо! Давай!
Линза расплавленным кипящим металлом хлынула вниз, на головы врагов. В ту же секунду Медиана загремела и расцвела, превращаясь под руками гэйнов в разноцветный многоликий ад.
Ивик понимала, что надо вставать. Что так нельзя. Что Марк уже давно ушел на работу, и это стыдно - валяться. Что она военный человек и умеет вставать за полсекунды, и через минуту уже стоять у двери одетой и с оружием. Но что-то сломалось внутри.
Так было теперь каждое утро. В выходные только ее поднимали раньше, потому что врывались дети, Марк будил поцелуями, ее отвлекали. А в будние дни она не могла встать. Спать уже не хотелось. Просто встать невозможно.
Почему нельзя лежать так всегда? Вообще никогда не подниматься больше. Как Ашен.
В сознании плыли сцены из недавнего прошлого. Это отвлекало от необходимости вставать, что-то делать. Жить. События захватывали и несли, так же ярко и неотвратимо, как захватывали порой - раньше - сцены нового романа или повести. Только от романа становилось легче на душе, а от этих воспоминаний - тяжелее.
Может, надо вспомнить все по порядку. Может, так будет проще, все уложится в голове, станет ясным. Но по порядку не получалось. Ивик не могла управлять этим процессом. Она могла бы встать, пойти в ванную, заняться чем-нибудь, готовить обед, положить этому конец.
Но вставать очень не хотелось.
Сейчас перед глазами всплыли похороны. Тело Ашен вытащили из Медианы. Спасли практически всех раненых, а она лежала там же рядом. Ивик была на похоронах. Это не часто бывает, что гэйна удается хотя бы похоронить. И тело почти нетронуто, маленькая ранка на шее. Только лицо уже совсем незнакомое - бело-синее, с вытянутым носом и острыми чертами. Чужое лицо, невозможно узнать. Теперь уже никаких сомнений - жизнь ушла из тела.
Дана плакала. Рыдала, вцепившись в куртку Ивик. Всхлипывала. Выла даже. Это раздражало. Но сказать Дане ничего нельзя, нехорошо, ведь горе.
Кейта стояла у этой... неприятно думать... ямы. Возле головы Ашен. Кейта не плакала, совсем. Ивик смотрела на нее и думала, что ведь после окончания квенсена Кейта окончательно стала для них близкой подружкой. О ней не думали, как о старшей. Эльгеро все-таки главнокомандующий. А Кейта... Никогда не вспоминали, что ей уже за пятьдесят. Что у нее уже внуки, дети Дэйма. Она была своя в доску, без возраста, всегда стройная, легкая на подъем, как все гэйны, двужильная.
А на самом деле уже старуха. На грани окончательной старости. У нее седая голова. Старое, измученное лицо. Тусклый взгляд. Это была другая Кейта, новая. Ивик не видала ее такой. И еще она поймала жест - Кейта опустила руку и погладила Ашен по голове, и это было так, как будто она гладила маленького ребенка, сидящего у нее на коленях.
... Миари сидела у Ивик на коленях и рассказывала про школу. Что они в лаборатории разводят каких-то рачков. И рачки уже вылупились! Миари большая, взрослая девочка. Не так уж далеко до распределения, и она не будет гэйной, подумала Ивик. Никто из детей не унаследовал ее способности. Хорошо это или плохо? Ивик не знала. Если бы их взяли в квенсен, она не расстроилась бы. Их смерть уже не пугала. Все умирают. Почему ее дети должны быть исключением? Или это у нее уже неладно с психикой? Ведь наверное, ненормально так думать... Ивик всматривалась в черты Миари, и вдруг понимала, что девочка совсем не изменилась. Сквозь ее черты Ивик видела все того же младенца, которого так сладко было держать на руках, который умел звонко хохотать и безутешно плакать по какой-нибудь очень серьезной причине... только причины для плача и смеха теперь изменились. И они изменятся еще. А человек не меняется, он всегда остается вот таким малышом. Только кроме матери, этого никто не может видеть.
...И она переносилась в тот момент, когда бой закончился. Они продержались почти сутки. На ногах. Из Дейтроса подкрепление выслали, но недооценили масштабы атаки. Пришлось ждать нового, и вот оно уже смело наконец доршей, Ивик не помнила, как это все произошло. И сам бой она тоже помнила очень плохо. Запомнился момент, как что-то плеснуло в лицо огненно-алым, и она едва успела увернуться и поставила какую-то защиту. И потом слева все болело - лицо, шея. Теперь там остался рубец, но это ничего, он заживет. Запомнились несколько удачных моментов, когда в голову приходило что-нибудь новое, и удавалось отбросить доршей. А дальше все слилось в какой-то кошмар, и не то, что творить - держаться на ногах было почти невозможно. Еще всплывало, как Женя стоит рядом, и с ее рук взлетают серебряные птицы... птицы... как в ее романе... Но дальше Ивик ничего не знала и не видела, было ли это оружие эффективным. Женя говорит, что да. Во всяком случае, Женя - это сила. И она сразу смогла убивать... но она взрослая, поэтому.
Как бой закончился - тоже забыла. Был какой-то сигнал. Или что-то такое, отчего Ивик поняла, что уже можно падать, уже все. И она упала.