Невидимый огонь

— В каком смысле? — наконец глухо спросила она, хотя и прекрасно понимала в каком.

— Т-там чего только нет, не то что какой-то вшивый насос, у Велдзе даже…

— …экспортная «Волга», — договорила за него она и не без иронии про себя добавила: «и молодой муж», но вслух этого не сказала, и не столько из симпатии к Велдзе, сколько к Ингусу.

— Да, «Волга», — строптиво повторил Айгар. — Разве плохо, если б…

— …и у нас была тоже, ты хочешь сказать? Наверное. Не пришлось бы толкаться в автобусах и мерзнуть на остановках. Да вот беда…

— Ну?

— Заработать на машину я не могу.

Он усмехнулся горько, только что не презрительно.

— А много ли зарабатывает Велдзе? — возразил он.

— Тебе хорошо известно, откуда у них что, — бесцветным голосом сказала Ритма, не желая вдаваться в детали. — А нам наследства ждать неоткуда. На зарплату машины не купишь. Как ни крути. Ни на отцову, ни на мою. Так что ездить придется на автобусе. И воду таскать ведрами.

Он что-то буркнул, но больше не кричал, и теперь, когда вспышка прошла, как будто даже немного стыдился того, что вообще орал и притом чуть не плакал; может быть, ему втайне хотелось загладить впечатление от размолвки, но он не знал как и только вздохнул.

— Что ты вздыхаешь, — сказала Ритма, хотя и сейчас прекрасно понимала что.

— Так просто… — коротко отозвался он и не прибавил ни слова, он точно потух.

И так же как только что Атиса, ей захотелось обнять и старшего, но она не решилась. Лучше не надо: надуется как сыч, встопорщит перья… Айгар не Атис. Айгар большой. Сколько лет она с нетерпением ждала, когда наконец он вырастет, торопила, подгоняла время, летела навстречу будущему, и вот теперь, когда ее мечта сбылась, ей вдруг стало жаль — жаль Айгара, а может, и себя или минувших лет и дней, как будто вместе с детством сына неуловимо, безвозвратно кануло в прошлое и что-то прекрасное в ее жизни. И ее захлестнуло желание приласкать, словно возвращая тем самым былое, и обрадовать сына, хотя бы встряхнуть, хотя бы ободрить. Только она не могла сообразить, что сделать, что сказать и какие дать выполнимые и невыполнимые обещания…

И тут нежданно-негаданно она вспомнила о премии. Господи, да у нее же есть целых тридцать рублей — как с неба упали, о них не знал даже Вилис: эти деньги она спрятала и берегла на платье. На три десятки не купишь не то что «Волгу», даже велосипеда, но если чуть-чуть поужаться, добавить к тем трем еще десятку-другую, у них будет, по крайней мере, насос. А Ингус все сделает лучше не надо. Уж он никогда не откажет, о боже, и понятное дело — Ингус не взял бы с нее ни копейки, никогда, отродясь не спросил бы с нее плату, разве она его не знает! Мало того, Ингус сам привез бы мотор из Раудавы, а нет в Раудаве, доставил бы на Велдзином авто хоть из Риги… И, вспомнив, каково таскать ведра и как они обрывают руки — мука-мученическая, ей-ей, каторжная работа, особенно зимой, — она очень живо и ярко представила себе, как это выглядит, когда вода течет в кухню, и, мысленно вызвав эту идиллическую картину, как будто она уже стала явью и вода в самом деле капала, и текла, и с шумом хлестала из крана, Ритма вдохновлялась и загоралась все больше, она воспаряла и окрылялась, как Айгар и даже еще сильнее. И Айгар, который все это видел и понимал, чувствовал и угадывал, ведь он был не слепой и не дурак, тоже приободрился и расцвел, воспрял духом и под конец заулыбался, сияя как полная луна. И они счастливо смотрели друг на друга, И счастье стоило так дешево, до смешного дешево стоило их счастье — всего сорок рублей, и притом на двоих.

Но Вилис об этом, конечно, знать не знал и меньше всего сейчас думал о доме, о сыновьях и о Ритме. Все его мысли вращались и вертелись вокруг лося. Он шел по лесу, натыкаясь местами на след зверя, и след глубоко вдавливался в снег, что говорило о тяжести животного, и кое-где с нижних веток был стряхнут нападавший за ночь снег; зверь проходил тут наверняка сегодня, а может быть, и совсем недавно — полчаса назад, а то и минут двадцать, так как следы еще хранили запах лося, который определенно чуял Мориц, но, к сожалению, не чувствовал Вилис. Он только видел, какие следы огромные и какие глубокие ямки оставили копыта, и сообразил, что здесь бродил-шатался настоящий великан, самец во цвете сил, а не самка, стреляный воробей, ученый.

За спиной у Вилиса вальком колотился незаряженный старый «зауэр». Как обычно при ходьбе, ему вскоре стало жарко и шапка, подлая, опять съехала на лоб чуть не до бровей. Он не старался идти тихо, наоборот, не обходя валежника, шагал напрямик, и под ногами у него хрустело и трещало. Он то и дело стучал по стволам толстым суком, нередко обсыпая и себя, так как снег от сотрясения облетал и сеялся белой мукой, падал горстями, а то и плюхал вниз целыми лепешками, все больше убеляя охотника. Но Вилис не останавливался, чтобы отряхнуться, хоть немного почиститься, а только морщился, когда холодная сырость забиралась за ворот, за шарф и по теплому телу ползла вниз.