Невидимый враг

— Клянусь говорить только правду, — проговорил он, а потом медленно, с ирландским акцентом продолжал: — Меня зовут О’Кин, я служил в конторе сэра Оллсмайна. Моя жена умирала, и в моем доме была страшная нищета. Чтобы спасти больную, доктора велели мне отправить ее на юг Австралии, но на это нужны были деньги. Я обратился к своему начальнику. Он мне ответил: я дам тебе денег, если ты обещаешь мне во всем повиноваться. В отчаянии я был готов тогда на все согласиться. Я был на той охоте, с которой не должен был вернуться лорд Грин. Между мной и сэром Оллсмайном было условлено, что мы одновременно выстрелим в лорда. В последнюю минуту у меня не хватило решимости, но сэр Тоби выстрелил, и его жертва упала. Он страшно рассердился на меня за мою слабость и, чтобы заставить меня молчать, заключил в тюрьму. Я пробыл в ней десять лет. Я бы все еще был там, если бы меня не освободил корсар Триплекс. Выйдя из тюрьмы, я узнал, что жена моя, ради которой я едва не сделался убийцей, не вынесла нищеты. У Оллсмайна не хватило милосердия пожертвовать несколькими гинеями, чтобы ее спасти.

Он умолк, и зловещее молчание воцарилось в зале. Джеймс Пак первым нарушил его:

— Теперь пора сказать, кто я.

И с этими словами он сделал за спиной какое-то движение рукой.

Раздался треск, тяжелый предмет упал к его ногам. Пак выпрямился. Сутуловатость его пропала бесследно. Потом он достал из кармана фальшивую бороду, надел ее, и перед изумленными офицерами предстал Джоэ Притчелл, гостеприимный хозяин виллы.

— Мое имя — Джоэ Притчелл. Я тот, кого сэр Оллсмайн несправедливо обвинил в воровстве. Нередко самый слабый становится опасным для сильных. Оллсмайна боялись, в его архиве хранились такие дела, обнародование которых покрыло бы позором сотни самых уважаемых семейств. Почти в каждой семье есть какое-нибудь пятно, которое нужно скрывать от людей. В каком стаде не найдется паршивой овцы?

Нужно было вырвать из рук Оллсмайна это его грозное оружие, чтобы мое отмщение не задело невинных. Я взял место секретаря, которого Оллсмайну посылали из Англии. Я знал все его сокровенные мысли, из его угрожающих писем я знал всех, кто страдал от его злоупотреблений. Одно за другим я препроводил все дела заинтересованным в них лицам, в настоящий момент в портфеле директора нет ничего, кроме пустых папок и белой бумаги. Но он так высоко стоял на иерархической лестнице, что простому смертному невозможно было с ним бороться. Тогда, призвав на помощь науку, я стал корсаром Триплексом, который взамен затруднений, причиненных им своему отечеству, готов предоставить ему, когда в том явится необходимость, свои подводные суда, способные удесятерить военные силы Англии.

Он с достоинством поклонился и продолжал:

— Джеймс Пак, корсар Триплекс, Джоэ Притчелл, — я остаюсь всегда верным подданным королевы, и в день, когда Англии будет угрожать война, я отдам в ее распоряжение свои подводные суда, давшие мне возможность добиться торжества справедливости.

Потом он повернулся к сэру Оллсмайну, стоявшему с поникшей головой:

— Вы требовали свидетелей, сэр Тоби, — властно проговорил он, — достаточно ли вам тех, что я привел?

При этом колком вопросе директор полиции, собрав все свои силы, смог только прорычать:

— Все это ложь! Вы подкупили свидетелей, чтобы погубить меня…

Но тут его голос пресекся, что-то огромное, волосатое прыгнуло ему на плечи, и черные руки вцепились в его волосы.

Это обезьяна Хоуп, неизвестно как пробравшаяся в залу, бросилась на обвиняемого. Это неожиданное нападение привело в ужас сэра Оллсмайна, его деланое хладнокровие покинуло его, и он, охваченный смертельным ужасом, бросился на колени и залепетал:

— Пощадите… лорд Грин, Маудлин… пощадите!

Преступник во всем сознался. По знаку лорда Строубери матросы схватили директора полиции. Он и не пытался сопротивляться. Машинально он последовал за своей стражей, машинально сел в шлюпку. Через час его уже заперли в одной из кают адмиральского корабля. Перед дверью стал часовой. Гроза преступников, начальник всей тихоокеанской полиций, получил наконец должное: он сам очутился в положении преступника.

Глава 12. Робер переходит Рубикон, которым на этот раз оказывается Нил

Выйдя из подземного грота, члены суда собрались на вилле дня чтения протокола необычного заседания, на котором они только что присутствовали. В гроте остались только три человека: Джоэ Притчелл, Джоан и Маудлин.

Они смотрели друг на друга, будто не понимая, во сне или наяву случилось все только что происшедшее перед их глазами. Наконец Джоан подошла к бывшему корсару и протянула ему руку:

— Джоэ, дитя мое, — сказала она, — простишь ли ты меня за то, что я тебя не понимала, что обвинила тебя, поверив доносу человека, которого ты сейчас уничтожил?

Но он прервал ее: