Невидимый всадник

От штабелей досок, сложенных на территории лесозавода, исходило тепло и влажность, как в теплице. «Или, вернее, в террариуме, поскольку директор — сущий крокодил», — подумала я.

Управление лесозавода было обнесено штакетником, словно резиденция директора была особо важным объектом в системе лесозавода. Мне указали выложенную досками дорожку к двухэтажному деревянному дому, такому складному и даже снаружи уютному, какого не было нигде в округе.

Внутренняя лестница привела меня на второй этаж, где сидел у окошка дежурный в глубокой задумчивости — за неимением других дел.

Можно было вообразить себя в редакции крупной газеты, даже именно вечерней газеты, которая подхватывает новости с пылу с жару, еще неизвестные днем и уже устаревшие к ночи. Из-за одной двери доносилось стрекотание по крайней мере трех машинок. За другой беспрерывно звонил телефон настойчивым междугородным звонком. За третьей кто-то крупно ругался в трубку, ежеминутно вежливо спрашивая: «Вы меня слышите?» И еще за одной дверью тоненько плакала женщина.

Кик раз на этой двери висела табличка: «Директор лесозавода Я. Я. Зельдис»…

Посреди комнаты стоял отличный шведский секретер. За его высокой спинкой никого не было видно, но именно оттуда доносились всхлипы.

Я остановилась в нерешительности, но в это время дверь сбоку распахнулась. Просунувшись в нее наполовину, директор рявкнул, не обращая на меня внимания:

— Пошла вон отсюда! Будет мне еще сырость разводить!

— А дела сдать? — вперемежку со всхлипами спросила маленькая девчонка, едва достигавшая верхней доски секретера.

— Какие там дела? Вали, вали отсюда! Расчет в бухгалтерии получишь.

Девчонка испуганно смотрела на пустой проем двери, директор уже скрылся в глубине кабинета.

Потом она с шумом закрыла крышку секретера и сказала мне:

— Видали? Посмотрим, что с вами будет!

Угрожающий взгляд и не соответствующие виду девчонки слова удивили меня.

Я стояла, не зная, что делать, пока неприятный голос с петушиными всплесками не позвал:

— Войдите, товарищ Смолокурова!

Зельдис сидел за столом, развалясь в кресле. Наружность его совершенно отвечала той славе грубияна и деляги, которую он имел далеко за пределами лесозавода. На широком и плоском лице голубели небольшие глазки. Короткий широкий нос и круто вырезанные губы придавали ему неприятный вид. Невысокий лоб с низко начинающимся ежиком даже на вид жестких волос и черная щетина на подбородке тоже не красили директора.

Пожалуй, ему было лет тридцать пять, не больше. Непонятно, когда он успел так озвереть.

Я имела время задуматься над этим, потому что Зельдис без стеснения рассматривал меня и молчал. Так и не сказав ни одного слова, он нажал кнопку звонка, и в дверь ввалился здоровенный детина.

— Давай, Чума, проведи товарища к кадровику. Пусть ее оформят. Потом придете сюда, — обратился он ко мне.

— Что это у вас прозвище такое несимпатичное? — спросила я своего спутника, когда мы спускались по лестнице.

— Это мое фамилие, — ответил он, к моему удивлению. И добавил: — А вы меня не узнали? Помните, ехали вместе?

Тут я и вспомнила его характерное лицо с изюминками маленьких глаз.

— Чего же вы в рассыльных? А не на погрузке? Или на водителя выучились бы?

— Директор не пускает. Понравился я ему. Может, что ростом вышел. «Ты, — говорит, — скорее сбегаешь: ноги длинные, и велосипеда не надо!»

«Не то. Наверняка из-за фамилии», — решила я.

Когда я вернулась, Зельдис стоял около шведского бюро и пытался открыть его с помощью гвоздя. Выяснилось, что секретарша в расстройстве оставила ключ внутри секретера. Директор ковырял гвоздем в замке и метал гром и молнии в адрес уволенной секретарши.

Потом, ругаясь, он выбросил гвоздь в открытое окно и, наконец заметив меня, бросил раздраженно, как будто это я захлопнула секретер:

— Вызовите слесаря!

Пока чинился секретер, директор вводил меня в круг моих обязанностей. Дела были несложными, но тон директора мог бы испугать кого-либо менее опытного, чем я.

— Исполняйте! — сказал директор, словно мы были на военной службе. Во всяком случае, ему удалось меня насмешить.

Я стала работать. С удовольствием, несмотря на то, что директор был мне глубоко противен со своей суетливой погоней за планом и наивной уверенностью в том, что именно в нем самом кроются возможности выполнения плана, а все остальные — спасибо, если не мешают.

Но, проработав порядком на морозе, на ветру и на солнцепеке, я оценила в полной мере свой закуток перед кабинетом директора, где в холодные дни топилась голландская печь и не было слышно бригадирского окрика. Правда, были случаи, что от самодурства директора некоторые убегали на любую работу, хоть к черту на рога. Я не собиралась этого делать.

Успокоителен был сухой стук костяшек на счетах под рукой, треск арифмометра, стрекот машинок за стеной.

…Директор влетел, словно вдутый сильным порывом ветра, обязательно встречного, потому что весь корпус его был наклонен вперед, а голова втянута в плечи.