Мужчина усаживает меня на широкий диван посреди зала и снова защелкивает цепь у стоящей рядом балки, как бы демонстрируя, что мне никуда не деться. Он отстранен, делает все спокойно и быстро, совсем не как тот рыжий, которому нравилось играться с беззащитной девчонкой, и все-таки я чувствую опасность, исходящую от этого человека. Умолять его бесполезно, он выполняет приказ лидера, и это единственное, что его волнует.
Как только я снова оказываюсь на цепи, тот ничего не говоря, выходит на улицу, и я слышу, как машина быстро покидает это место. А я снова остаюсь одна, в темноте и холоде. И снова отдаюсь беспросветному мраку и слезам. Больше у меня ничего не осталось… Лишь возможность сокрушаться, понимая безысходность своего положения.
Вскоре я слышу шум мотора, и в дверях появляется Марк. Или Аларик. Или Канаган. Слишком много имен для одного человека.
То ли одиночество слишком пугает, то ли я постепенно начинаю привыкать ко всему этому бреду, что творится со мной, но я невольно замечаю, что даже рада его приходу.
Мужчина молчит и сурово оглядывает меня. И, замечая, как я ежусь, пытаясь отогреть окоченевшие части слишком оголенного тела, быстро кидает в расположенный рядом очаг дрова, мастерски разжигая огонь с одной спички. Волна тепла практически тут же возвращает мне хоть чуточку радости жизни.
Все также не говоря ни слова, он исчезает на лестнице, но вскоре возвращается, неся в руках какой-то сверток. Подойдя ко мне, он быстро достает из кармана ключ и отщелкивает ошейник с моего горла, кидая цепь в сторону.
Я робко гляжу на него и неосознанно растираю затекшее место. Как же невероятно приятно снова принадлежать лишь самой себе. Пусть хотя бы и не до конца, но без этих атрибутов подчинения.
— Надень, — только и говорит мужчина, потрясывая в руке цветастой вещью.
— Спасибо, — хрипло благодарю я, разворачивая комок.
Это фланелевая рубашка, она теплая и мягкая, и приятно пахнет все тем же деревом и сандалом. Она настолько огромна, что я тут же тону в ней, как в слишком широком платье. Наверное, выглядит глупо, но здорово накинуть на себя что-то скрывающее зад, а не разгуливать по округе как шлюха не самого высокого пошиба.
— Хочешь есть? — спрашивает Марк как ни в чем ни бывало, удаляясь на кухню.
Я вряд ли смогу запихнуть в себя хоть что-то пока не узнаю, что происходит. Но похоже, убивать меня никто не собирается. По крайней мере пока. Никто ведь не кормит своих жертв перед тем, как прикончить? Правда?
— Зачем меня привезли сюда? — решаюсь я задать вопрос, следуя за ним на просторную кухню, идущую сразу же из зала.
— Много будешь знать, скоро состаришься, — бросает мужчина, изучая содержимое холодильника.
Я нервно покусываю губы, глядя на его могучую фигуру. Мы одни, в какой-то глуши, и этому человеку не нужно даже напрягаться, чтобы покончить со мной, если потребуется…
— И все же… — не сдаюсь, хотя голос звучит тихо и сипло, выдавая страх.
— Ты мой подарок, забыла? — хмыкает он, оборачиваясь и выкладывая на кухонный остров яйца, зелень, бекон и сыр.
— И что вы будете делать со своим подарком?
— Все, что захочу, — говорит он низко, и я нервно сглатываю, смотря в его пристальные карие глаза.
Глава 10. Объяснение
Я стою у входа на кухню, неуверенно покачиваясь на своих неудобных каблуках, не в силах подойти ближе и задать главный вопрос. Поэтому просто смотрю, как Марк хозяйничает на кухне. Он наконец-то скинул куртку и теперь, когда на нем только майка, его фигура выглядит еще более внушительно, чем прежде.
После всего весьма странно видеть этого человека у плиты. В голове выстраивается явный диссонанс. Только что он прикрикивал на толпу оголтелых байкеров, заставляя тех боязливо ерзать на месте, а теперь степенно нарезает зелень, посыпая ею яичницу.
Однако, очевидно в готовке он не профан, и очень скоро по дому начинает разноситься притягательный запах, раззадоривая аппетит.
Я слышу, как в животе заурчало. Когда я ела в последний раз? Утром? А уже глубокая ночь… День пролетел в таком стрессе, что о еде я даже и не думала.
Марк деловито шмякает часть яичницы на тарелку и умелым движением отправляет ее в мою сторону по столешнице острова.
Я не решаюсь подойти, хотя, признаюсь, от вида растопленного поверх сыра уже начинают течь слюнки. И все же в голове вертится его последняя фраза, брошенная на мой вопрос, что он собирается делать со мной. «Все, что захочу»… И мне страшно узнать, чего именно он хочет…
Однако, Марк или пока не желает продолжать этот разговор или просто решил отложить его на потом, потому что больше ничего не говоря, он хватает вилку и, устраиваясь на высоком стуле, начинает есть прямо со сковородки. Я судорожно сглатываю, когда вижу, как аппетитно он макает корочку хлеба в растекшийся желток.
Ладно, черт побери, от того, что со мной случится голодный обморок, я ситуацию контролировать больше не стану. Так что я сдаюсь, подходя к предложенной тарелке. Все стулья стоят рядом с ним, а приближаться я не решаюсь, так что стою несколько секунд в нерешительности, суетливо водя глазами по кухне.