А Герман… Он вряд ли вообще станет думать обо мне. Ведь он считает меня предательницей.
Сама не заметила, как добралась до дома. Замерла перед знакомым подъездом в нерешительности. Стоило ли идти туда? Что меня там ждало?
Сестра, которая пожертвовала мамой? Которая просто потратила деньги на что-то другое и не сказала о том, что близкий человек умер?
Но погода портилась — становилось все холоднее, и я в итоге решилась — поднялась на нужный этаж и позвонила в дверь.
Карина открыла быстро.
— ТЫ!
— Я, — тихо ответила ей. Карина окинула меня цепким взглядом, а затем гадко усмехнулась.
— Чего приперлась? Хахаль твой под задницу пендаля дал?
— Это и мой дом тоже, — возразила я и попыталась пройти. Но сестра перегородила дорогу.
— Черта с два! После того, что твой мужик сделал — вали к нему. Нечего тебе тут делать!
— Мой мужик? Что сделал?
— Ой, только не надо делать вид, что не в курсе! — выплюнула сестра. Только сейчас я заметила, что выглядела она потрепанной — с синяками под глазами и без привычной красивой укладки. — Сама ведь и натравила!
— Карина, я не понимаю…
— Пошла вон отсюда, — прошипела сестра. — Только попробуй снова заявиться.
— Но это же и мой дом…
— По документам — нет. Так что вали, давай.
И захлопнула дверь. Я позвонила еще раз. И еще. Но она больше не открыла мне. Молча спустилась вниз, вышла на улицу и села на лавочку.
Вот так. Оказалось, что теперь действительно идти было некуда. На что надеялась вообще? Что сестра примет меня? Я ведь так и не смогла с ней поговорить после смерти мамы. Просто не могла смотреть ей в глаза. А сегодня… Поняла, что это было верное решение.
Почему я раньше не видела этого? Почему оправдывала всегда ее цинизм каким-то здравым подходом к жизни? Почему принимала именно такой? Любила…
Ветер становился все сильнее, пошел мокрый снег, но я будто перестала чувствовать вообще что-либо.
Вокруг ходили люди, сигналили машины. А я просто сидела. И все.
Сколько времени прошло? Наверное, много. Очнулась, когда рядом кто-то сел. Уже собиралась отодвинуться, а лучше вообще уйти — слишком больно было находиться здесь и вспоминать моменты из детства.
— Есения… — Вздрогнула от знакомого голоса и повернулась к мужчине.
Рядом сидел Максим. Его внимательный, спокойный взгляд, словно сканировал меня, отчего невольно поежилась.
— Здравствуйте, — промямлила я.
— Почему ты здесь?
— Просто воздухом дышу.
— Или, может, проблемы дома?
Я лишь неопределенно повела плечом и отвернулась. Зачем грузить его своими проблемами? Да и к тому же он был другом Германа. А от него мне сейчас стоило держаться подальше. Угрозу я помнила хорошо.
— Ты замерзла, — недовольно заметил Григорьев. — Поехали.
— Куда?
— Ко мне. Оля будет рада повидаться.
— Нет, спасибо, — мотнула головой. — У меня еще дела.
— Какие дела?
— Мои собственные. Спасибо за предложение.
— И что за дела заставляют тебя сидеть в такую погоду на улице? Хочешь в больницу попасть?
— Да какая разница…
— Это из-за Германа?
Вопрос, заставший меня врасплох. Все это время я как-то держалась. Утерла слезы, ощущала боль, но запрещала себя плакать. А может, просто не могла. Не выходило. Но сейчас… Столько участия было в голосе Максима, что я, кажется, сдалась.
— Он меня выгнал, — всхлипнула я. — Понимаете? Просто выгнал. А я ведь люблю его. Я же не могла… А он поверил… И угрожал. И с Катей не дал попрощаться…
— Почему ты не рассказала свою версию?
Я лишь пожала плечами.
— А что я могу сказать? Я же не помню ничего. Только как вечером отпраздновали день рождения Кати. Выпили по бокалу вина, да и все. Пошли Катю укладывать. А утром… я даже не знаю, как это все могло произойти. Что мне было ему сказать? Разве он бы поверил?
Мужчина долго молчал. Я даже уже начал жалеть, что вдруг вот так вывалила все на него. Все-таки вряд ли ему интересны мои чувства.
— Герман сложный человек. Очень. В прошлом с ним случались некоторые вещи, и теперь он… — Григорьев поморщился недовольно, — судит обо всем через призму своего опыта. Он очень закрытый человек. Впрочем, ты и сама это, наверное, уже поняла. Но если ты правда любишь его, придется научиться принимать его вместе с недостатками. Таким, как есть.
Я нервно рассмеялась. Надо же… принимать… как будто у нас с ним есть какое-то будущее!
— Вы серьезно? Принимать? Да он запретил мне ему на глаза появляться, иначе пристрелит. Хотя наплевать. Пусть бы и стрелял!
— Пока вы оба живы, ничего не потеряно, — философски заметил Максим. — Однако это не повод замерзать на улице. Поехали.
— Нет, я…
— Оля уже ждет тебя.
— Меня? — растерялась я.
— Ага. И не только она.
— В каком смысле? — оторопела я от его заявления.
— Кое-кто очень маленький и беззубый, — многозначительно улыбнулся мужчина. И только тут до меня дошло — Оля же была в положении! — И она очень просила не задерживаться. А я, знаешь ли, не хочу жену волновать.
И пока я находилась в полной растерянности, Григорьев ловко взял меня под локоть и повел к стоящей неподалеку машине.
В тепле салона я согрелась довольно быстро. И только тогда поняла, насколько же замерзла.