Невинная для бескрылого (СИ)

— Мама, привет, — Маша устроилась поудобнее. С мамой они не умели обмениваться парой коротких фраз. Их разговоры были долгие, как между лучшими подружками.

— Машенька! Ты почему не отвечала? Мы с папой уже волноваться начали. Линка с Лёней тебе привет передают.

Линка и Лёнька двойняшки. У них две головы, три ноги и четыре руки. Сиамские близнецы.

— Как они? — Маша любила милых трёхлеток.

— Хорошо. Уже после операции. Меня пока не пускают туда, и я смотрю через стекло.

— Операция? Мама, всё-таки нашёлся спонсор? Или банк дал кредит?

Идея разделить брата с сестрой возникла сразу. Но не было денег. Маша и учиться-то пошла заочно специально, чтобы заработать на операцию. А делить надо было, и побыстрее. Каждый из малышей развивался в соответствии с тем, как ему положено природой. И половые органы у каждого были свои. Вот такой парадокс.

— Маша, ты прости меня, девочка, что я, не спросив, заключила дос от твоего имени. Понимаешь, мы были у нотариуса, и он сказал, что некий господин даёт нам откупную за тебя. Машенька, ты меня слышишь? — в трубке возникла тишина.

Её продали. Её продали, чтобы сделать операцию малышам. Но почему? Она бы договорилась с Алексом. Даже легла бы под него, если уж на то пошло, но это было бы её решение и только её.

— Мама, ты расскажи мне о моём сожителе. Он хоть нормальный? — выдавила она. А слёзы уже снарядились в дорогу.

— Ты знаешь, мы искали спонсора. Папа даже почку собирался продать. Мы пошли к нотариусу. Папа хотел написать завещание и распоряжение на случай, если операция пройдёт неудачно. Нотариус сказал, что мы очень удачно подошли, потому что он получил депешу на наше имя. В конверте лежал договор о сожительстве, фотография мужчины и все документы, подтверждающие его психическое и финансовое состояние. Ещё было приложено письмо, где он говорит, что заприметил тебя ещё на конкурсе чтецов. Помнишь, тот, в последнем классе, когда вас возили в Западную провинцию? Так вот, он следил за твоей судьбой. Решил, что так как ты никого не нашла, он хочет предложить три месяца пожить у него. Взамен операция и полная реабилитация малышей. Машенька. Вот его фото.

И на экране появилось добродушное веснушчатое круглое лицо мужчины лет тридцати. Большой нос и огромные круглые очки. Он был лишён всякой красоты. Но и уродцем не назовёшь.

— Маш, ты обиделась? — как-то по-детски спросила мама.

— Нет, мама. Кажется, он добрый. А кто он такой? Ты его видела?

— Нет, только фото. Нотариус сказал, что навёл все справки. В маньяках не значится. У него очень длинное имя. Подожди, сейчас прочитаю, — послышался шорох разворачиваемой бумаги. — Слушай: Антон Лев Егор де Касьян Софьян. Судя по имени, он из бывших аристократов. И богатый, Маша, богатый. Я всю жизнь тебя учила, что богатство счастье не приносит. Но когда увидела на счетах Лины и Лёни деньги за операцию и реабилитацию, поняла, как я ошибалась.

Маша всматривалась в фото. Что-то в нём было ненатуральное. Уши, что ли. Они не вязались с овалом лица. Как будто росли из впадины.

— Хорошо, приеду, поговорим.

— Маша, он тебя в аэропорту будет встречать. Поэтому фото прислал.

— Так я домой не попаду, что ли? — это уже слишком.

— Попадёшь, но через три месяца. Он обещал, что будешь звонить хоть каждый день. У него очень приятный голос. Мягкий, завораживающий.

— А где он хоть живёт?

— В Западной провинции. Маша, если он хороший человек, держись за него. В Западной есть и лето, и зима, как и у нас было раньше. Ты увидишь настоящую весну. Маша, ты не знаешь, что такое настоящая весна… Ой, к малышам можно. Я тебя целую, дочка!

Слёзы капают: кап-кап. Носик шмыгает: шмыг-шмыг. Не унять эту боль в груди. Вот и кончено всё. Больше ей не верить в чудо, что однажды под окнами появиться ОН и заберёт с собой. Продали. Как вещь продали. Кто? Самые близкие и родные.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Невысказанная тоска кулаком давила где-то в горле, там, у корня языка. Не хватало воздуха. Шею сдавливало удавкой безысходности.

Она схватила телефон, уставилась в экран. Где-то в районе виска пульсировало желание позвонить Алексу, но номера его не знала. Добежала до двери. Схватилась за ручку. Отдёрнула руку, словно обожглась. Куда она побежит? Макса и Эда нет в отеле. К Радику? Спрашивать, как найти хозяина? Для чего? Что она ему скажет?

— Здравствуй, Маша, я вся ваша?

Сползла по косяку на пол. Пальцами впилась в дорожку, словно она была в чём-то виновата. Глаза уставились в одну точку. Рыдания пробили блокаду, рваными клочьями пробивались сквозь прерывистое дыхание.

Мама, как ты могла? Почему именно сейчас? Неужели нельзя было попросить отсрочку? Мама? Она бы пошла на это, но не сейчас!

Маша умом понимала, что маму обстоятельства вынудили пойти на эту жертву. Ради малышей. К этой операции готовились давно. Копили деньги, экономили на всём. Родители сдавали анализы, чтобы стать кому-нибудь донором.

Откуда взялся этот урод? Этот лопоухий замухрышка? У него совсем плохо, что он согласен на уродину Машу?