— Леша, а крестная? — забеспокоился он, оглядываясь по сторонам. — Настя где?
Муж поджал губы и помотал головой, защекотав мою щеку бородой.
— Не спрашивай. Тетя Маша будет крестной, — он перевел взгляд назад, повернулся вместе со мной и застыл.
Из-за угла на инвалидной коляске выехала Настя. Кудрявые темные волосы выглядывали из-под белого шелкового платочка. Леша и Стас уронили челюсти и переглянулись. Саша побежал к Насте и поцеловал ее в щеку, что-то тихо шепнул на ухо, и девушка заулыбалась, пронзительно поглядывая на Стаса. На бледных щеках появился румянец.
Будущий крестный дернул галстук и долго, невыносимо долго не сводил глаз с сестры Сергея, будто пытался получше запомнить ее. Она и правда красавица, но я уже не ревную — знаю, что Настя для Леши — только сестра.
Волкова скрестила пальцы и быстро показала:
«Я приехала ради Надежды, не ради вас».
Я посмотрела вдаль, наслаждаясь теплом и радостью, но внезапно заметила в тени других деревьев мужчину в темной одежде с капюшоном. По силуэту я могла поклясться, что это Сергей. Меня сильно пробило дрожью.
— Лина, все в порядке?
Я вцепилась в шею Лёши, повернулась немного на его крепких руках и, прищурившись, всмотрелась.
Но кроме идущего к нам отца Василия никого не смогла разглядеть.
— Показалось, — прошептала я.
— Здесь от чистого воздуха и голова может закружиться, — с мягкой улыбкой приблизился к нам священник и пригласил зайти храм.
В моей жизни не было любви — она ворвалась лютым вихрем. Мы с мужем счастливы, и я не хочу упускать ни малейшего воспоминания. Мне дорога и боль, и радость.
В моей жизни не было веры — она опустилась на меня защитным куполом. Историю чудесного спасения Лёши я могла слушать снова и снова, испытывая тёплую благодарность старцу.
В моей жизни не было надежды…
— Мамочка, возьмите дочь на руки.
Мария передала мне Наденьку. Прижавшись к её нежной коже губами, я ощутила невыносимое счастье.
Утро нежной поволокой заполнило комнату. Я повернулся в постели, привычно вытянул руку, чтобы обнять Ангелину, но ее не было рядом.
Сладко потянувшись, я лег на спину, закрыл глаза и запрокинул руки за голову.
Дверь в ванную комнату тихо приоткрылась. Я украдкой выглянул из-под ресниц, притворяясь, что сплю.
Жена, ступая босиком по ковру, спешила к выходу. В белоснежном шелковом халатике, что эротично просвечивал ее молочную кожу, она казалась настоящим ангелочком. Каждое движение заставляло мягкую ткань обнимать упругие, сильные бедра и ластится к ногам.
— Тоже хочу! — я бросился к ней, будто тигр на добычу. — Не сбежишь, — прошептал, нырнув носом во влажные после душа волосы. — Моя. Съем тебя, — нежно и осторожно толкнул жену вперед, заставив ее упереться ладонями в стену, нагло завел руку за нее и пробрался под ткань халата, смял грудь, защекотал налитые сосочки.
Лина задрожала, вцепилась в мои руки, вжалась ягодицами в напряженный пах.
— Куда это моя жертва так спешит? — прошептал, лаская грудь. Провел ладонью по плоскому животу и, растопырив пальцы, нырнул под трусики. — М-м-м? — повернул ее за плечи к себе лицом, продолжая настойчиво пробираться под белье.
— А-ах, — простонала она и выдохнула мне в губы. — Хотела приготовить нам какао. Ты же помнишь, какой сегодня день?
— Ты меня сильно побьешь, если нет? — хитро заулыбался и напористо протолкнул в жаркую глубину палец. — Накажешь меня?
Она покачнулась и, рвано задышав, облокотилась на меня, будто устоять не могла. Прикрыв глаза, проговорила нарочито строгим тоном:
— Бить не стану, с этим Саша справляется, но просто так прощение ты не получишь. Как ты мог забыть, что случилось в этот день два года назад?
— Рыжуня родила котят? — лукаво прищурился я. Знаю, что когда так делаю, шрам сильнее выделяется, но Ангела мое увечье больше не пугает. В ее глазах застыло вечное восхищение, но я пока не налакомиться счастьем — мне все было мало.
Она несильно ударила меня кулачком по груди и тихо рассмеялась:
— Всё шутишь! — Улыбка растаяла, глаза наполнились влагой. — Два года назад в этот день я узнала, что ты жив. Ты вернулся ко мне. И стал полностью моим!
Она скользнула ладонью по моему животу и нежно сжала тонкими пальцами напряжённый член.
— Упс! Я не знал, что ты даже такое помнишь, — прижался к ней плотнее. — Но готов искупить вину в полной мере.
— Тогда тебе придётся о-о-чень постараться, — протянула Лина, поглаживая меня внизу всё активнее. — Возможно, даже два раза постараться. Или три… Я ещё не решила, какую степень тяжести дать твоему проступку!
Я потянул ее к кровати, на ходу стягивая халат, освобождая хрупкие плечи, обнажая жену для моих рук. А они нетерпеливо подрагивали, нагревались, тянулись к ней.
— А как же какао? — наклонился и легко подул на вздернутые соски, лизнул вишневые навершия и отстранился.
Жена подалась назад и выскользнула из моих рук:
— Ах, да. Какао… Придётся отложить наказание.
И неторопливо направилась к выходу, впрочем, и не думая надевать халатик.
Я прилег на постель и, согнув руку в локте, подложил ее под голову. Едва сдерживая смех, сказал маленькой вслед: