Невинная для Лютого. Искупление

— И что? — с вызовом спросила она и сузила глаза. — Ты мой муж. Не Насти. Хочешь снова идти сидеть у ее двери? Хорошо, хоть всю ночь там торчи. Но сначала…

Она приподнялась и прикоснулась мягкими губами к моим, скользнула острым язычком между ними, обожгла кожу дыханием.

Ревнует?

Я оторвал ее от себя, заглянул в распахнутые глаза, облизал свои губы, чтобы запомнить вкус. Какао и чуточку соли. Наверное от слез. Или крови. Она так искусала свои нежные губы за этот день. Волновалась за меня?

— Настя едва не умерла, — объяснил я, сдерживаясь, стараясь не шевелиться и не вдыхать аромат ее волос. — И ты бы умерла, Ли-и-на, стоило открыть дверь по тому адресу, что дал этот сучонок. Ты не послушалась, ввязалась в это, не доверилась мне. Разве так относятся к мужу? Я, кто угодно — урод, насильник, слабак, но точно не муж. И, похоже, для некоторых уже и не отец. Не ври, Ангел, ты не умеешь врать. Ты дергаешься, стоит мне потянуться, сжимаешься, когда я хочу тебя поцеловать, отворачиваешься и прячешь глаза. Зачем сейчас этот цирк? У-хо-ди.

— Дёргаюсь? — Она зло сверкнула глазами. — Примерно так?!

И неожиданно положила мне ладонь на ширинку.

Я сжал зубы. Безумие. Чего она хочет? Чтобы я на коленках ползал? Меня скоро в импотенты можно будет записать, потому что яйца гудят бесконечно, прорезая пах острой болью, стоит подумать о жене и вспомнить о том, что я сделал.

— Уходи, — скрипнул зубами. — Я не смею тебя желать, потому что для тебя это через силу. Или скажешь, что не так?! — я обнаглел, дернул руку вперед и сжал налитую грудь жены. Пусть испугается, сбежит, даст пощечину. Так будет лучше. Ну же!

У Лины щёки вспыхнули, рот приоткрылся. Казалось, миг, и она выскочит из ванной, исчезнет, не оглядываясь. Но она лишь прошипела в ярости:

— Ах так?! — И сунула руку мне в брюки. — А как тебе такой «цирк» с конями?

Ладошка её обхватила член и несильно сжала его, глаза засверкали ледяной злостью, губы растянулись в белозубой улыбке. Да она смеется надо мной!

Глава 14 Лютый

Зарычал снова. Сильнее. Отчаянней. Сжал ее руку, чтобы заставить остановиться, но в крови уже вспыхнула страсть — я летел со скоростью света в пекло своих желаний.

— Что ты творишь, Ангел? — прошептал и сам не заметил, как мы оказались у стены. Прижал жену плечами к кафелю, наклонился, чтобы смотреть глаза в глаза. Мы уничтожали друг друга. Не нужны ножи и колья, нам хватало взглядов, чтобы было невыносимо больно. — Не делай так… Ты крутишь мной, как хочешь. Понимаешь, что я испытываю вину, что жру себя изнутри каждый день. Ты все понимаешь! И ты все помнишь! Ты меня к себе привязываешь, а потом швыряешь о бетон. Да, все правильно — маленькая месть за глубокую рану, но я больше не могу так — хочу тебя любить и не смею. Хочу, чтобы ты любила, но не стану этого требовать. Никогда! — Встряхнул ее плечи, вытащил руку из брюк, челюсть свело от желания впиться в мягкие приоткрытые губы, но я сдержался. Снова. В пах словно кинжал вставили и провернули, потому следующие слова сказал хрипло: — Я не поменяю свое решение о разводе, как бы ты ни была мне дорога. Хочу дать тебе свободу, а себе чуть-чуть воздуха. Я рядом с тобой подыхаю. Лопаюсь. Разрываюсь на куски. А ты ревнуешь к Насте? Что за бред?! Ты просто манипулируешь. Как и твой отец своими клиентами, своими подчиненными. Ты же Кирсанова, леди-босс, все можешь сама, интересы и мнение других не в счет. Даже перевести деньги бандиту, рискуя нерожденным ребенком — проще простого для тебя! Я не позволю делать из себя игрушку, но и такого больше не допущу — ты будешь в безопасности, даже если мне придется тебя украсть. А сейчас иди вон, Ангелина.

Это было жалко. Звучало тоскливо, будто я умолял ее остаться. Пиздец! О, докатился. Разрывался на части, мне хотелось, чтобы она ушла или шваркнула кулаком в нос. Может, это помогло бы мне прийти в себя. Адреналин отравил кровь, и кроме биения сердца я ничего не слышал.

— Уходи, пожалуйста… — я опустил голову и договорил, содрогаясь всем телом: — Хочу за все ответить, Лина. Хочу, чтобы твоя боль прошла, хотя бы с осознанием, что насильник сидит в тюрьме.

Она поджала губы. Не ответила, не ударила… и не ушла. Глядя в глаза — пронзительно, уничтожающе, медленно опустилась. Ладони её, словно выжигая на теле отметины, будто угли, заскользили по торсу, животу, бёдрам. Тонкие пальчики скользнули за пояс, оттягивая брюки.

Глядя снизу вверх, но будто повергая в бездонную пропасть, Лина тихо со злостью процедила:

— Ревную? И не мечтай! Что ты о себе возомнил? Я лишь спросила, почему ты сидишь у её двери, как верный пёс. Ты! Волк, а не жалкая шавка. Я не таким тебя знаю, Лютый! Лишь я имею право приручать тебя, слышишь?! Кирсанова, говоришь? Бизнес-леди? Так вот тебе аванс, Береговой. И попробуй отказаться от нашей сделки.

Зажмурившись, она обхватила меня губами. Нежно провела языком по головке, пробежалась лёгкими прикосновениями пальцев по стволу, обрисовывая выступающие венки… И оторвалась, когда я готов был погрузиться в пучину удовольствия без остатка. Голос её прозвучал слегка хрипло: