Я работала над собой. Я пыталась устроить свою жизнь вне модельного бизнеса. Я была достаточно востребована, чтобы позволить себе быть более избирательной. Я прослушала несколько онлайн-курсов по истории и литературе и поняла, что могла бы стать отличницей в школе, если бы не была так одержима идеей поскорее начать зарабатывать.
Я даже слетала отдохнуть в Турцию с Аллой на несколько дней, и это не имело никакого отношения к работе.
Я начала нормально питаться, заботясь о своем здоровье, а не о предстоящей фотосессии. Я набрала четыре килограмма, и это было тяжело принять, но постепенно я позволила себе смириться с тем, что это так. Моя грудь и бедра стали более сочными, и в конце концов я даже больше нравилась себе на фотографиях, чем ожидала. Дизайнеры, которые жаловались или критиковали меня за вес, прочно вошли в мой черный список на будущее.
Случилось еще кое-что важное.
Я снова позволила инстинктам управлять собой и переспала с Максом.
Шла двадцать первая неделя после развода, и я импульсивно позволила Максу отвезти меня домой после встречи в баре. Как можно догадаться, до моей квартиры мы не доехали.
— Это не должно было повториться, — сказала я, не глядя на него.
— Почему бы и нет, барыня? Прекращай. Раздевайся и возвращайся в постель. Мы поговорим об этом утром.
Я пронзила его взглядом.
— Нет. Мы не будем этого делать. Не о чем нам разговаривать. Это было ошибкой. Я не смогу забыть тебя, если это будет продолжаться.
— Хорошо, — сказал он, вставая. — Я не хочу, чтобы ты забывала меня.
— Тогда чего именно ты хочешь?
— Ты знаешь. Я хочу, чтобы ты дала мне еще один шанс.
Я застыла как вкопанная. Я думала, что преодолела горечь его предательства, — однако не тут-то было: она снова накрыла меня с головой.
— Как ты думаешь, заслуживаешь ли ты еще одного шанса? Если бы мы поменялись ролями, ты бы дал мне его?
— Да.
— Легко говорить, зная, что ты никогда не окажешься на моем месте.
Он ухмыльнулся.
— Никогда?
Я закатила глаза.
— Я не это имела в виду.
— Я надеюсь, что ты именно это имела в виду. Я надеюсь, что ты никогда не будешь ни с кем, кроме меня, до конца своей жизни. Со своей стороны, я гарантирую, что ты тоже никогда больше не окажешься в таком положении. Я обещаю.
Я поспешно оделась и убралась к чертовой матери из его квартиры. Как только оказалась в лифте, я разрыдалась.
На двадцать девятой неделе после развода я позволила ему проводить меня до моей квартиры. Алла молча наблюдала за нами из гостиной с широко раскрытыми глазами. Я скорчила ей гримасу, означающую, что объяснюсь утром. Она, ухмыляясь, показала мне средний палец, неисправимая девчонка.
Примерно через две минуты он был без рубашки, стоя на коленях и поедая меня в моей спальне, когда я почувствовала что-то странное на его плече. Что-то вроде бинта. Я поковыряла его в течение минуты, прежде чем, весьма неохотно, оторвать Макса от его чрезвычайно отвлекающего занятия.
— Что случилось с твоим плечом? — спросила я.
Его глаза были стеклянными, руки метнулись к ремню, чтобы расстегнуть его. Он облизнул губы.
— Хм?
— Твое плечо. Это повязка?
Он оглянулся, словно понятия не имел, что происходит с его собственным телом.
— Ах, это. — Его руки соскользнули с ремня, и он ухмыльнулся. — Сними это. Посмотри сама.
Я неохотно поднялась, обошла его и осторожно дотронулась до раны. Это на самом деле была повязка.
— Что ты сделал? — спросила я.
— Посмотри, — сказал он.
Поколебавшись, я отогнула уголок. Меня встретила красно-розовая плоть.
— Ты удалил ее, — сказала я, чувствуя легкое головокружение.
— Я решил, что с некоторых пор не являюсь поклонником татуировок, особенно этой.
— У тебя навсегда останется этот шрам.
— Это все-таки лучше, чем все время видеть татировку.
На тридцать восьмой неделе после развода я осталась у него на всю ночь. Мы трахались так, словно наступил конец света. Снова и снова всеми мыслимыми способами. Я стала кусочком пластилина в его руках, и каждый толчок оставлял на мне след Макса.
На следующее утро, когда он нанес мне еще один удар, я почувствовала себя более нежной и уязвимой, чем когда-либо.
— Ты знаешь, что я люблю тебя, да?
Он сказал это моей спине, когда я одевалась. Сказал это так жестко и грубо, как будто ему было больно, но он хотел боли.
Я повернулась и встретилась с ним взглядом. Он подошел ко мне и взял мое лицо обеими руками.
— Я люблю тебя, — повторил он.
Была ли его любовь настоящей? Я не знала. Мне нужно было проверить это, попробовать на вкус, прикоснуться к этому, увидеть это.
Я уткнулась лицом ему в шею, чтобы вдохнуть его запах. Любовь? Все еще не уверена.
Прижавшись ухом к его груди, слышу, как бьется его сердце. Любовь?
— Я пообещал себе, что никогда больше не позволю себе влюбиться. — Его голос был низким, грубым и необузданным. — Но тогда я еще не знал, что это невозможно. Любовь не спрашивает разрешения. Я не могу контролировать ее. Вот почему я уверен, что мои чувства — настоящие.
Я не могла выдавить ни слова.