Невинная кровь

Слова за милю отдавали фальшью. Юная мисс Пэлфри презирала бы любого, кто купился бы на такое. Но Шейла не клюнула.

— Не важно. Что сделано, то сделано.

И отвернулась, внезапно понурив голову, — должно быть, заплакала. Морис тут же вскочил, подошел к ней, нежно обнял за плечи.

— Прости, для тебя это было ужасно. Ты не переживай. Знаешь, все это сущие пустяки. Через пару недель сама посмеешься…

— Ты никогда не принимал нашу близость всерьез. Я больше не приду.

Возможно, студентка надеялась вызвать столь патетической угрозой какой-то ответ: думала, любимый начнет терзаться, злиться, обвинять ее.

— Я провожу, — промолвил учтивый хозяин. — Точно ничего не забыла?

Шейла кивнула. Он вывел ее, по-прежнему обнимая за плечи. Минуту спустя внизу приглушенно хлопнула дверь.

Филиппа дожидалась Мориса в спальне, все еще сидя на разобранной постели. Он молча возник на пороге. Какое-то время разглядывал гостью, затем принялся расхаживать по комнате.

— Ну что, ты довольна? — спросил он наконец. — Выглядишь просто счастливой.

— О да. Да. Полагаю, впервые в жизни я чувствую, что небезразлична кому-то.

— Точнее, необходима. Ничто так не пьянит наше эго, как осознание власти над чьим-то настроением. На этом строятся все успешные браки. Разумеется, другой человек должен быть в состоянии принять наш великодушный дар, а такое встречается гораздо реже, чем кажется. Видимо, твоя мать способна брать счастье из твоих рук?

— Чаще всего — да.

— Надо думать, она нередко сомневается в собственном праве на жизнь?

— Не вижу здесь причин для сомнений, — отрезала девушка. — Мир полон людей, на совести которых убитые дети. Кто-то сбросил бомбу над городом, другой неудачно выстрелил в Белфасте, третий поспешил нажать акселератор. А как насчет пьяных водителей, некомпетентных врачей? Разве они проводят свои дни, размышляя, имеют ли право влачить существование дальше? К тому же она вынесла десять лет заключения. Если кто и заслужил право на жизнь…

— Ну а вы как проводите дни? Упиваешься ролью добросердечной хозяйки, щедро оделяя несчастную плодами своего образования?

«Кто бы говорил, — мысленно усмехнулась Филиппа. — Ты и сам наслаждался, обучая меня».

— Ходим на выставки, смотрим картины. Я показываю матери Лондон.

— Она что, не видела города? Дактоны жили не так далеко от нас.

— Не знаю. Мы не говорим о прошлом. Она не хочет.

— Очень мудро с ее стороны. Кстати, зачем ты пришла? Не самый удачный час для посещения, не находишь? Ты ведь не рассчитывала застать нас?

— Мне понадобились деньги. Пресса пронюхала, где мы живем. Придется скрыться, хотя бы на время. Не уверена, что нас потревожат еще раз, однако мать слишком расстроена, чтобы оставаться на Дэлани-стрит. Мы едем на остров Уайт.

— Значит, бегство начинается. И тебя она тащит за собой?

— Никто меня не тащит. Об этом и речи нет. Я сама решила сопровождать ее.

— Но, ради Бога, почему остров Уайт?

— Нам там должно понравиться. Девочкой мать побывала на острове. Что-то вроде школьной экскурсии.

— Могли бы найти нору и подешевле. Позволь, я догадаюсь. Ты собиралась запустить руку в сейф? Да ведь его содержимого не хватит и на дорогу.

— Вообще-то я думала о другом. Твои ложки. Если продать несколько из них, нам хватит на первую неделю или две. За это время легко найти работу, даже в конце сезона. Мы непривередливы.

— Как журналисты про вас разнюхали?

— На выставке в Королевской академии я встретила Габриеля. Он-то наверняка и натравил своего приятеля. Однако сначала, очевидно, позвонил Хильде и выведал у нее адрес. Для такого хитреца это не составило труда.

— Чего и ждать от декадентствующего тори с его высокопарными речами и убогой моралью. По крайней мере теперь ты убедилась: предательство — не исключительное право крайне левых.

— Я и не думала иначе.

— Понимаю, перед тобой встал нелегкий выбор: уступить шантажистам или пойти на воровство. Между прочим, почему вы не продали Генри Уолтона? Картина твоя, делай что хочешь.

— Холст я беру с собой. Он мне нравится. К тому же ты нам кое-что должен.

— Ничего я не должен. Ты совершеннолетняя. Прежде по закону я был обязан давать тебе крышу, еду, образование, человеческую привязанность — в разумных пределах, конечно. Я добросовестно заботился о приемной дочери. Никто бы не потребовал большего. Счет оплачен.