Невинная Настя или 100 первых мужчин

Он зашел, подарил мне букет красивых цветов, хотел обнять меня. Но я уклонилась от этого, мне это было совершенно не нужно. Хотя Володя за это время очень сильно изменился. Раньше он был брюнетом, а теперь покрасился, у него было мелирование, которое ему очень шло. К тому же он сделал себе татуировку на плече. То есть стал еще больше привлекательным для меня. Но я уже не испытывала к нему прежних чувств. Наверное; что-то уже угасло во мне. В то время у меня было достаточно ребят, которые боготворили меня, любили, ценили. Мне этого было вполне достаточно, хотя Володю я тоже не оттолкнула. Раньше я думала: ох, если я его встречу, я выскажу ему все, что о нем думаю. Скажу, как я его ненавижу, какой он ублюдок. Ведь это же первый парень, который меня бросил! Но теперь я забыла эти обиды. Не стала их вспоминать. И решила продолжать с Володей общаться. И вот мы идем — я, моя сестра Наташа и Володя идем по деревне в «Куски». А Наташа мне всегда твердила:

— Настя, не бросай Барона! Он тебя уважает, он тебя всю жизнь будет на руках носить!

Но я не послушала ее, я рада, что Володя ко мне теленком вернулся. И Володя обрадовался, что я его простила за его подлую измену с какой-то тверской толстухой, — он идет, липнет ко мне, обнимает. И тут, как назло, Барон навстречу. Я, конечно, сразу вырвалась из Володиных объятий, подхожу к Барону. Барон закурил и говорит:

— Ну что? Расскажи, как твои дела.

И в голосе какое-то волнение. А я была просто идиоткой. Нет, на самом деле, единственный парень, о котором я жалею, — это Барон. Потому что причинила ему много боли. И даже стихи ему написала:

Ты помнишь: вечер, дискотека,
И я стояла у окна.
Играла музыка негромко,
Ты был один, и я одна.
Ты пригласил меня на танец,
Моя рука в твоей руке.
Играет на щеке румянец,
И все как будто бы во сне…

Ну и так далее — этот стих был посвящен ему. Так вот, он меня спрашивает:

— Ну что? Как дела?

Я говорю:

— Давай останемся друзьями.

Теперь-то я понимаю, что это было ему как нож в сердце. И даже не в сердце, а в спину. Это была подлость, это было отвратительно, но факт есть факт: я просто унизила его, оскорбила. Того парня, который и правда был готов меня на руках носить. А не того, который хотел со мной просто трахаться, поскольку ему было престижно, что у него девка московская. И Барон ушел.

Знаете, я уверена: если бы я побежала за ним и сказала: «Прости меня!» — он бы меня обнял, поцеловал, сказал: «Все хорошо». Но я этого не сделала. Он уходил, а я просто стояла и смотрела. И тут, представляете, начался дождь. Эти капли по лицу у меня катятся — ну просто как слезы. То есть это сам Бог хотел, чтобы я заплакала. Но гордость моя и дурь — я развернулась и пошла с Володей в «Куски». Там, как всегда, парни пили, гуляли. А потом, когда я вернулась домой, ко мне зашли друзья Барона и сказали:

— Настя, зачем ты это сделала?

А я даже не поняла, о чем они. Я говорю:

— Что случилось?

Они говорят:

— Зачем ты Барона обидела?

Я говорю:

— Я не обидела, а просто сказала правду.

Они говорят:

— Ты своей правдой чуть его не убила.

И рассказывают — представляете, когда он шел от меня до своего дома, а это прилично, это уже другой поселок, — так вот, он шел и кулаками бил столбы и каменные заборы. Когда он пришел домой, у него все руки были сбиты до кости, он был весь в крови. Настолько сильна была его злость. И я почувствовала себя такой сучкой — просто возненавидела себя после этого. Но потом поняла: если хочешь хорошо жить, то не надо мучить себя угрызениями совести. Что было, то прошло!

В душе остался пепел,
Сгорело все дотла.
Любовь, надежду, веру
Я все в душе сожгла.
Ты куришь сигарету
И смотришь на меня.
Тебе меня не жалко.
Да что жалеть меня?
Ты куришь сигарету,
И дым идет кольцом.
Во всем я виновата,
Во всем, во всем, во всем.
Погасла сигарета
Окурком на земле.
И так же наши чувства
Угасли с ней во мгле.

Потом я уехала в Москву. Там опять все эти мальчики, гуляночки. Правда — только попутно с учебой. А когда я снова вернулась в деревню, Барон уже ушел в армию. На проводы к нему я, к сожалению, не попала. Просто слышала, что он попросился в Морфлот. То есть он хотел надолго уйти оттуда, на три года. И я, конечно, очень жалею, что все так вышло. Правда, жалею. Знаете, самое интересное, что мне ведь всегда нравились высокие парни, а Барон невысокий. Он коротко стриженный, сильно накачанный — такие огромные мышцы, просто бицепсы. Однако при всем его таком боксерском телосложении он был удивительной души человек. Он считал меня чистой, невинной, он уважал меня. Спасибо ему за это.

24