Но вышло все совсем иначе. И когда я 27 июля одна гуляла по Москве, я зашла в одно классное кафешко, заказала бутылку вина и три фужера. Мне открыли бутылку, я выпила пару глотков, а потом сидела просто одна и плакала. Вы, наверное, подумаете, что я сумасшедшая. Нет, просто мне было настолько одиноко и так хотелось, чтобы кто-нибудь понял меня в эту минуту… Но знаете, так смешно было: официантки ходили вокруг, смотрели на меня и, я видела, хотели подойти и что-то сказать. Но никто так и не подошел, и от этого мне еще хуже становилось. До чего же у нас люди закрытые! Я просидела довольно долго и ушла, официантки смотрели мне вслед. Я видела их через витрину и чувствовала на себе их жалость… Короче говоря, и с этим двойником моего Ромео у меня в лагере тоже, конечно, ничего не было. Хотя все мои дети меня очень любили и относились ко мне с уважением, а мне это было просто по кайфу, я их офигенно любила, просто обожала и относилась к ним именно как к своим детям. С вожатыми у меня отношения тоже сложились классные, хотя порой мне казалось, что многие вожатые меня недолюбливают потому, что их дети говорят про них такое… ну, всякие гадости. А мои — нет, мои меня любят, защищают, и даже какие-то ребята и девчонки из других отрядов просились ко мне. Я этим очень гордилась. Была там у меня одна девочка, звали ее Аля, она мне напоминала меня. То есть в тринадцать лет я была точно такой же, как она. У нее не было чувства страха, она все хотела попробовать и смотрела на мир глазами, полными любви, счастья и радости. Боже, я эту девочку просто обожала! Мне так хотелось, чтобы у нее в жизни все было хорошо! Но я на сто процентов знаю, что она пойдет по той же тропинке, как и я, что у нее будет в жизни — всё. Она — что мне нравилось в ней — была лидером по жизни. Она могла уговорить своих подруг на что-то и уговорить против чего-то. Когда начались эти оргии с ментами, она первая говорила: «Всё, мы едем туда!» Понимая, что силой я ее не удержу, я просила: «Пойми, Алечка, нельзя!» И она относилась ко мне как к старшей сестре, но не всегда слушалась. Хотя потом уже, когда наша смена подходила к концу, она осознала, что я желаю ей только добра, и у нас с ней состоялся такой разговор классный — она меня благодарила, говорила:
— Настя, вы меня извините, что я себя не всегда правильно вела…
И мы обнялись, обменялись адресами. Вообще уезжала я из этого лагеря чуть ли не со слезами. Было обидно расставаться со всеми. Все-таки мы целый месяц вместе жили, это же не просто так, отношения у всех стали очень близкие. Мои дети просто плакали, когда мы расставались, всякие записки мне писали, мягкие игрушки дарили, а девчонки — кулончики. Мелочь, а все равно очень здорово. Я им всем дала свой телефон и адрес и сказала:
— Если будут проблемы, всегда обращайтесь ко мне, я вам обязательно помогу.
Короче, в этом лагере я оклемалась от своего незабываемого деревенского лета, мое душевное равновесие улучшилось.
35