Невинная соблазнительница

– Но мне ты веришь?

– Нет. – Небрежный тон Данте противоречил исходившему от него напряжению. – Глупо доверять кому-либо в деле такой важности.

– Как мило. – Ева откинулась на подушку дивана.

– Разница в том, что ты можешь потерять столько же, сколько я. Тут речь не о деньгах.

Хорошо подмечено! Разве его доверие так уж важно, даже если она мечтала об этом всем сердцем. Но ее сердце всегда вело себя глупо в отношении Данте. Он прав, надо сосредоточиться на бизнесе. Сама она не справится с катастрофическими последствиями скандала, но вместе у них больше шансов.

– Ладно, что от меня требуется?

Уголки его губ тронула победная улыбка, такая же опасная, как все, что было связано с ним. Но Данте поторопился – она еще не дала согласия.

– Будем вместе появляться на вечеринках. Несколько раз поужинаем с Якатани. Ты будешь изображать мою любящую, преданную невесту.

Сказка. Как от удара по голове, все поплыло перед ее глазами. Казалось, безжалостная рука сжала ее сердце, невидимые пальцы сдавили горло, вызывая удушье. Однако, зная, что острый, проницательный взгляд Данте отмечает каждое движение, Ева с усилием выдавила смешок:

– Увы, вот и первая проблема: я не играю в преданность. – Это была чистая правда. Ева избегала привязанности к кому-либо. Честно говоря, у нее никогда ни с кем не было заслуживающих упоминания отношений.

– Конечно же, – усмехнулся Данте. – Свободная и независимая Ева. Как я мог забыть?

Ехидное, презрительное замечание полоснуло ее словно ножом, вскрыв еще одну глубокую рану. Собрав остатки сил, Ева вздернула подбородок и небрежно пожала плечами. Данте безразлично, почему она так болезненно принимает его план, ведь он здесь только затем, чтобы спасти свою сделку: Ева – всего лишь инструмент для достижения цели. Но ее жизнь имела строгие ограничения. Сценарий был давно написан одним из лучших онкологов мира. Когда Ева услышала заключение «высокая степень риска», она поняла, что навсегда лишена счастья любить, иметь семью. После смерти матери она поняла, насколько тяжело терять родного человека, и решила, что не вправе подвергать близких такому же испытанию. Впрочем, тогда жертва не казалась ей такой уж невыносимой. Ева почти не сомневалась, что любовь – не более чем плод юношеского воображения.

Она навсегда запомнила день, когда отец ушел из семьи после того, как ее матери назначили очередной курс химиотерапии. Либби Сент-Джордж посвятила ему двадцать лет жизни, родила двоих детей, удерживала от запоев, подпевала вместе с фанатами на его рок-концертах и одновременно строила собственную карьеру. А он бросил ее, когда она больше всего нуждалась в нем.

Тогда Ева сама подобрала осколки их хрупкой жизни: отменила поступление в школу дизайна, чтобы поддержать мать, и в течение двух мучительных лет ухаживала за умирающей женщиной. Все это время ей приходилось прятать газеты с фотографиями пьяного отца в обнимку с очередной длинноногой брюнеткой. Если расплата за любовь и преданность – разбитое сердце, то уж лучше прожить жизнь, полагаясь только на себя.

Голос почти не изменил ей, когда она насмешливо произнесла:

– Ты прав, Данте. Свободная и независимая. Поэтому я не смогу изображать влюбленность. Даже не представляю, как это делается. А что касается влечения… – Она смолкла, понимая, что ей не потребуется прилагать больших усилий, чтобы это имитировать.

Данте, как хищник к добыче, двинулся к ней через комнату. Она задыхалась от растерянности и страха. Каждый его шаг отзывался болезненным ударом сердца, толчками гнавшим по венам горячую кровь, пока мир не померк перед глазами. Наклонившись и опершись сильными руками на спинку дивана, Данте замкнул пространство вокруг нее. Голова Евы закружилась от волнующего аромата его одеколона.

– Сомневаешься?

– Смогу, наверное, если очень постараюсь, – пробормотала Ева, через силу заставляя себя делать вдохи и выдохи. «Оттолкни его, оттолкни!» – шептал рассудок.

– Не лги, Ева. Я слышал стук твоего сердца в другом углу комнаты.

Он прав. Сколько еще продлится эта пытка?

Ева смотрела на его чувственные губы, не в силах пошевелиться. Ее плоть как будто расплавилась, стала мягкой, податливой, таяла от вожделения.

– Тебе пора, Данте. Время вышло. – Ева была очень близка к тому, чтобы совершить непростительную глупость, вторую за последние двадцать четыре часа. Она чувствовала на лице его теплое дыхание. Данте легко коснулся скулой ее щеки, и Еву против воли охватила сладкая истома, по телу прокатилась волна наслаждения, откликнувшись жаром в низу живота. Она судорожно глотала воздух.

– Ах, Ева, химическая реакция между нами могла бы взорвать небольшую страну.

– Разве? – моргнула Ева. «Что он сказал? Неужели чувствует то же, что я?» Ей было не до смеха, хотя в другое время она бы оценила иронию судьбы. Она мечтала о нем все эти годы, а он страстно желал ее теперь, когда время ушло. – Взрывы убивают, Данте.

– Согласен, – промурлыкал он и коснулся губами ямки между ее шеей и плечом. Ева опустила дрожащие ресницы. – Надо соблюдать осторожность.