Невинная соблазнительница

В тусклом освещении ему, вероятно, показалось, что Ева покраснела. У Данте почти не оставалось сомнений, что она нарочно соблазняла его. Как прежде. Она достаточно искушена, чтобы знать, к чему ведут поцелуи. Еще бы минуты три, и он взял бы ее прямо у чертовой стены. Прекрасное экзотическое растение: нежный, завлекающий, трепетный афродизиак. Ева умела завести его. Коварная сирена действовала безошибочно.

– Не знаю, что на меня нашло. Ты мне неинтересен и будь уверен: скорее ад замерзнет, чем я снова дотронусь до тебя.

От этих слов в душе у Данте вдруг шевельнулась глупая обида.

– Скажи Ребекке, что ненавидишь меня, – продолжала Ева. – Ведь это чистая правда. Обещаю, очаровательная невеста с восторгом бросится обратно в твою нагретую постель!

Данте чуть не рассмеялся:

– Похоже, мысли о моей постели не покидают тебя, Ева.

Она вскинула голову:

– Ошибаешься, но, по крайней мере, ты мог бы сообщить о предстоящей женитьбе. – Ее резкие слова странным образом противоречили тону, в котором слышались боль и отчаяние. – Я была застигнута врасплох и, как глупая рыба, только разевала рот, когда услышала новость от Клэр.

– Внешние приличия важнее всего, не так ли? – заметил Данте с сарказмом.

Они оба знали, что это правда. Неблагоприятная пресса – угроза для сделки, открывавшей ему путь к вершине, если Данте не найдет выход. А что до Евы…

Стуча по каменным ступеням высоченными каблуками суперсексуальных босоножек, Ева спускалась к нему, захлебываясь нервной скороговоркой:

– Будь уверен, они подумают самое худшее. Решат, что ты и я… Представят меня как охотницу за чужими женихами, разрушительницу брачных союзов! Не самая лучшая реклама для моего бизнеса, не правда ли, Данте?

– Поэтому нам надо поговорить, – решительно заявил он. Как можно принимать решения, если он не знает, что поставлено на карту? Его мозг все еще не мог переварить то, что он недавно услышал.

– Значит, Клэр сказала правду? Ты шьешь свадебные платья и получила заказ от будущей герцогини?

Ева резко остановилась, вскинув руки:

– Почему это тебя так удивляет?

Действительно, почему?

– Может быть, потому, что я представлял, как ты напиваешься на вечеринках до потери памяти, а потом спишь до полудня? Что твое имя по-прежнему наводняет желтую прессу? Говорят, это отнимает много сил. – Данте равнодушно пожал плечами. Вспоминая скандальные фотографии Евы, он вдруг подумал о матери: она возникла перед его глазами – полуобнаженная, волосы растрепаны. Она что-то говорит ему заплетающимся языком, дыша в лицо перегаром. За ее спиной каждый раз новый мужчина. – Честно признаюсь, – продолжал он с горечью, чувствуя, как от подступающей тошноты сжимается желудок, – не думал, что ты способна поработать хотя бы один день. Я удивлен. Вот и все.

Ева полоснула его взглядом, как лазером, разнеся в клочья привычную самоуверенность. Данте опешил, услышав, как она четко выговорила:

– Убирайся, Данте. Оставь меня в покое. Иди соблазняй свою невесту. Надеюсь, вы оба будете счастливы… в аду.

Ева прошагала мимо него и ступила на выложенную булыжником дорожку, ведущую через сад. Данте повернулся на каблуках, глядя ей вслед. Чем больше времени он проводил с ней, тем сильнее его терзало беспокойство. Она была самой дерзкой, непокорной, возбуждающей женщиной, какую ему доводилось встречать. Так что же он замер в нерешительности?

– Чертова баба, – проворчал он, бросаясь вдогонку. Мягкий свет фонарей окутывал ее удалявшийся силуэт туманной дымкой. Мысли исчезли, но вожделение только усилилось. – Постой!

Его окрик заставил ее замереть.

– Твоя спина!

Непроизвольно он протянул руку и коснулся пальцами глубоких свежих царапин, располосовавших нежную жемчужную кожу. Она вздрогнула всем телом и отшатнулась:

– Не смей дотрагиваться до меня.

Данте напрягся: десять минут назад она не возражала. Как и пять лет назад. Но к прошлому возврата нет.

– Надо обработать раны на спине, Ева.

– Какое твое дело? Если ты не расслышал, повторяю: я могу сама о себе позаботиться.

Она права. Ей не нужна помощь. Принцесса прессы Ева Сент-Джордж знала правила игры. Не надо забывать, что она только что произнесла перед сотнями людей речь, посвященную горячо любимой матери, – на такое эмоциональное выступление способны лишь сильные люди.

– Иди домой, Данте. – Гордо распрямив плечи, Ева небрежно произнесла: – Ты уволен.

– Уволен? – мрачно усмехнулся Данте.

– Миссия по оказанию братской помощи выполнена. По правде говоря, ты омерзителен. Надеюсь, мы больше не увидимся.

Данте задохнулся от злости, не понимая причины. Фактически она делала ему одолжение. Он наклонился к ней так близко, что мог разглядеть крохотные веснушки на вздернутом носике, и пробормотал:

– Полностью разделяю твою надежду, дорогая.

Он не кривил душой. Эта женщина напоминала ему цианид, смертельная сила которого с годами многократно возросла.

– Отлично, – сказала Ева, шагнув назад.