Читаем Невинное развлечение полностью

Гарри наблюдал за уходом отца со странной отстраненностью. Он, конечно, предполагал и раньше, что такое может произойти. Не то, что он пойдет в армию, а что вообще уедет из дому. Он не раз представлял себе, как, готовясь к отъезду в университет, он погрузит свои вещи в их семейную карету и укатит. Но воображение подсказывало ему всякого рода драматические сцены — от диких жестикуляций до холодных, безразличных взглядов. Самыми любимыми из этих сцен было швыряние об стены бутылок. Самых дорогих, привезенных контрабандным путем из Франции. Неужели отец и дальше будет поддерживать лягушатников, покупая у них вино, в то время как его сын будет встречаться с ними на поле боя?

Гарри смотрел на закрытую дверь и думал о том, что это уже не имеет значения. Здесь ему делать нечего.

Он покончил с этим домом, с этой семьей, со всеми ночами, когда он тащил отца в его спальню и осторожно укладывал на бок, чтобы он не захлебнулся, если его начнет рвать.

Всему конец.

Но почему-то внутри у него было пусто. Его отъезд ничем не будет отмечен.

И только много лет спустя он поймет, что его одурачили.

<p>Глава 1</p>

— Говорят, что он убил свою невесту.

Этого было достаточно, чтобы леди Оливия Бевелсток перестала размешивать сахар в своей чашке.

— Кто? — спросила она, потому что, честно говоря, она не прислушивалась к разговору.

— Сэр Гарри Валентайн. Ваш новый сосед.

Оливия внимательно посмотрела на своих подруг — сначала на Энн Бакстон, а потом на Мэри Кэдоган, которая энергично кивала.

— Вы, наверное, шутите, — сказала Оливия, хотя точно знала, что Энн никогда не стала бы так шутить. Сплетни были источником ее жизненной энергии.

— Он действительно ваш новый сосед, — сказала Филомена Уэйнклиф.

Оливия отпила глоток чая, главным образом для того, чтобы сохранить свое обычное выражение лица — нечто среднее между раздражением и недоверием.

— Я имела в виду, что она шутит сказав, что он кого-то убил, — сказала она с не свойственной ей терпеливостью.

— О! — Филомена взяла печенье, — Извини.

— Я убеждена, что слышала, что он убил свою невесту, — настаивала Энн.

— Если он кого-нибудь убил, он сидел бы в тюрьме, — возразила Оливия.

— Может быть, они не смогли это доказать.

Оливия слегка скосила взгляд налево, где за толстой каменной стеной, десятью футами свежего весеннего воздуха и еще одной толстой стеной — на этот раз кирпичной — находился недавно арендованный сэром Гарри Валентайном дом, как раз к югу от ее собственного.

Остальные три девушки проследили за ее взглядом, так что Оливия почувствовала себя глупо.

— Никого он не убивал, — твердо заявила Оливия.

— Откуда ты знаешь? — не сдавалась Энн.

Мэри кивнула.

— Потому что не убивал. Он не жил бы через дом от меня в таком престижном квартале, как Мейфэр, если бы кого-нибудь убил.

— Может быть, они не смогли это доказать, — повторила Энн.

Мэри кивнула.

Филомена съела еще одно печенье.

Уголки губ Оливии чуть приподнялись в улыбке. Не следует хмуриться. На часах всего четыре. Девушки приехали к ней с визитом час назад, и все это время они болтали о том, о сем, сплетничали, обсуждали свои наряды для предстоящих трех светских мероприятий. Они встречались раз в неделю, и Оливия любила общаться с ними, даже если их беседе не хватало живости, которой она так наслаждалась, беседуя со своей самой близкой подругой Мирандой, урожденной Чивер, а теперь — Бевелсток.

Да, Миранда вышла замуж за брата Оливии. Это было хорошо. Даже великолепно. Они были подругами с самого раннего детства, а теперь они будут сестрами до конца своих дней. Однако это означало, что Миранда уже не была незамужней девушкой, и ей требовалось знать много такого, о чем девушкам знать не положено.

Будучи девушкой, Миранда всегда придерживалась правил для незамужних леди, составленных Оливией Бевелсток.

Эти правила включали такие требования:

носить платья в пастельных тонах (и это особенно приятно, когда эти тона идут к вашему цвету лица);

часто улыбаться и держать своё мнение при себе;

слушаться своих родителей, а в случае непослушания не роптать на последствия;

найти себе мужа, который не будет постоянно говорить, чего должна или чего не должна делать его жена.

В голову Оливии часто приходили неожиданные и странные идеи, поэтому она часто ловила себя на том, что не слушает, что говорят другие. И иногда высказывала вслух то, что должна была держать при себе. Честно говоря, прошло уже два года с тех пор, когда она назвала сэра Роберта Кента великовозрастным индюком, и это было гораздо менее обидным, чем остальные прозвища, которые были у нее на уме.

Перейти на страницу:

Похожие книги