Невинное развлечение

Как бы ей хотелось это знать!

Внезапно ее воображение сделало новый курбет: она подумала, что ей необходимо заказать модную шляпку.

И рассмеялась.

— Нашли что-то смешное? — спросил он, наконец оторвавшись от своих бумаг, и посмотрел на «Мисс Баттеруорт», которую она держала в руке.

— Не могу вам объяснить.

— Тогда… какая-то шутка на мой счет?

— Чуть-чуть.

Одна его бровь изогнулась.

— Ладно. Это все на ваш счет, но вы это заслужили, — сказала она.

Она улыбнулась, ожидая, что он скажет, но он молчал.

Какое разочарование!

Она опять принялась за «Мисс Баттеруорт», и хотя бедная девушка только что сломала обе ноги во время ужасной катастрофы, происшедшей с экипажем, героиня совсем не вызывала сочувствия.

Она начала барабанить пальцами по раскрытым страницам. Стук становился все громче и громче, пока стало казаться, что эхо отскакивает от стен комнаты.

Гарри ничего не замечал.

Она громко вздохнула и стала читать дальше.

Она перевернула страницу.

Она прочитала страницу и перевернула ее. Она читала и переворачивала… читала и переворачивала…

— Вы уже дошли до четвертой главы.

Она подскочила на своем стуле, вздрогнув, когда голос Гарри раздался над самым ее ухом. Как это возможно, что она не слышала, как он встал?

— Книга, должно быть, не такая уж и плохая.

Она пожала плечами:

— Сносная.

— Мисс Баттеруорт уже излечилась от чумы?

— О, это было давно. Совсем недавно она сломала обе ноги, ее ужалила оса, и ее чуть было не продали в рабство.

— И все это описано в четырех главах?

— В трех. Четвертую я только начала.

— Я закончил свою работу. Наконец-то.

— А какая это была работа?

— Ничего интересного. Пришел доклад от управляющего моим поместьем в Гемпшире об урожае зерновых.

По сравнению с тем, что она себе напридумывала, это разочаровывало.

Он сел на другой конец дивана и скрестил ноги в щиколотках. Это была весьма неформальная поза, говорившая о том, что он чувствует себя комфортно, и о чем-то еще — от чего у нее слегка закружилась голова. Она попыталась представить себе другого мужчину, который сидел бы рядом с ней в такой расслабленной позе, но, кроме ее собственного брата, никто не приходил ей на ум.

А сэр Гарри Валентайн определенно не был ее братом.

— О чем это вы думаете? — спросил он. Она, должно быть, вздрогнула, потому что он добавил: — Вы покраснели.

— С чего вы взяли? Я не покраснела.

— Конечно, — тут же без колебания отреагировал он. — Просто здесь жарко.

На самом деле жарко не было.

— Я думала о своем брате. — В какой-то мере это было правдой, и это должно было прекратить его неуместные подозрения.

— Мне понравился ваш брат-близнец.

— Уинстон?

Боже праведный. С таким же успехом он мог бы сказать, что ему нравится качаться на лианах вместе с мартышками.

— Любой, кто способен действовать вам на нервы, заслуживает моего уважения.

Она сердито посмотрела на него:

— А вы, я полагаю, в отношениях со своей сестрой были воплощением доброты и терпеливости?

— Вот уж нет! — ничуть не стыдясь, признался он. — Я был просто зверем. Но… — Он наклонился к ней, и его глаза блеснули озорством. — Я всегда действовал исподтишка.

— Да ладно. — У Оливии было достаточно опыта в общении с родственниками мужского пола, чтобы понимать, что он не имеет ни малейшего представления о том, что говорит. — Если вы пытаетесь утверждать, что ваша сестра не догадывалась о ваших проделках…

— Да нет, она определенно обо всем догадывалась. А вот моя бабушка — нет.

— Ваша бабушка?

— Она жила с нами с тех пор, как я родился. Она была мне гораздо ближе, чем мои родители.

Оливия почувствовала, что все время кивает.

— Она, должно быть, была чудесной.

— У нее было много разных качеств, но чудесной она никогда не была.

— Что вы имеете в виду?

— Она была… — он махнул рукой, подбирая слово, — суровой. И должен сказать, что она никогда не изменяла своим убеждениям.

— Как, вероятно, и вы.

Оливия улыбнулась, почувствовав замечательное, почти кровное родство душ с этой бабушкой.

— Я бы ей понравилась?

Вопрос явно застал его врасплох. Он задумался, а когда опомнился, сказал:

— Не думаю.

Настала очередь Оливии удивиться.

— Вы хотели бы, чтобы я сказал вам неправду?

— Нет, но…

— Ее все выводило из терпения. Она уволила шестерых моих учителей.

— Шестерых?

Он кивнул.

— Господи, — выдохнула Оливия. — Мне бы она понравилась. — Мне удалось избавиться только от пятерых гувернанток.

— Разве не странно, что я не нахожу это удивительным? — улыбнулся он.

Она взглянула на него сердито. То есть она хотела выглядеть сердитой. Поэтому получилось что-то вроде усмешки.

— Почему я ничего не знаю о вашей бабушке?

— Вы не спрашивали.

А он что думал? Что ей больше делать нечего, как расспрашивать всех о его бабушке? Но потом ее вдруг осенило — а о нем самом что она знает?

Очень мало.

Это было странно, потому что она знала его. Она была в этом совершенно уверена. Но опять же… Она знает человека, но ей неизвестны факты его биографии.

— Какими были ваши родители? — спросила она вдруг.

Он посмотрел на нее с некоторым изумлением.

— Я не спрашивала о вашей бабушке, — сказала она в качестве объяснения. — Мне стыдно, что я об этом не подумала.