Невинность с секретом

Карета мерно покачивается, за окном проплывают редкие деревья, вдалеке видны скучившиеся домишки селян. Сложив руки на коленях, я намеренно смотрю в окно, не желая общаться с принцем, но ощущаю его давящее присутствие. Наедине (почти) с королём было значительно комфортнее.

С другой стороны, я понимаю, что сейчас могу рассчитывать на большую откровенность, чем было бы при камердинере. Возможно, слуга знает больше меня, но может статься, что я зря заговорила при нём о проклятии.

Мои пальцы накрывает горячая ладонь, я вздрагиваю и поднимаю взгляд на Леастера. Он улыбается так искренне, так открыто, что возникает непреодолимое желание снова поверить лжецу.

Передёргиваю плечами. Колдовство какое-то! Совершенно не понимаю ни трепета своего сердца, ни неожиданно всколыхнувшейся радости. Но часть меня безумно рада присутствию принца. Чувства настоящей Лексии игнорировать никак не удаётся. И убедить мёртвую девушку, что негодяй не стоит чрезвычайно преданной и слепой любви, не получится.

Она уже никогда не узнает, какой Леастер подлец. Её не разочарует намерение принести невинную девушку в жертву. Не поразит неприятная реакция принца на факт, что невеста осталась жива. Не испугает поведение ночью.

Всё это достаётся мне. И вкупе с сильнейшими чувствами, которые передались вместе с телом, причиняет жуткий дискомфорт. Возможно, то же самое чувствуют несчастные матери убийц. Понимают, что чадо выросло из очаровательного ребёнка, изменило не только внешность, но и встало на чудовищный путь. И при этом ничего не могут поделать с живущей в сердце любовью.

Не знаю, как исцелиться от ядовитых чувств к тому, кто недостоин преданности. Мне ещё предстоит научиться отделять свои эмоции от тех, что принадлежали Лексии. Или в определённый момент я не замечу, как произойдёт подмена, и в состоянии аффекта пойду на поводу вовсе не своих стремлений.

Например, я не желаю «случайно» переспать с принцем.

— О какой шкатулке ты спрашивала, дитя? — подаёт голос король, и я вздрагиваю от пронзившей пальцы боли. Продолжая мягко улыбаться, Леастер стискивает мне руку так, что на глазах у меня выступают слёзы. — И что за проклятие?

Я едва не вскрикиваю от усиливающегося нажатия и смотрю на принца умоляюще. Но при этом шиплю с предупреждением в голосе:

— Я неправильно выразилась, Ваше Величество. Позвольте перефразировать мой вопрос…

— Говори, — милостиво кивает король, а я, зло прищурившись, жду реакции Леастера и терплю жуткую боль из последних сил.

Клянусь, если он сломает мне пальцы, я ударю его в нос здоровой рукой. Пусть тело Лексии слабое, но один точный удар причинит принцу немало страданий. Во всяком случае красавчиком молодой мужчина уже не будет.

Будто ощутив угрозу, Леастер медленно разжимает руку, и я выдыхаю с облегчением. Ощущая в онемевших пальцах покалывающую боль, пытаюсь разлепить их. Сама же смотрю на короля.

— От одной леди я слышала, что иногда в старых шкатулках держат древние проклятия. Что опасно открывать такие подарки. Если только сундучок не выглядит очень дряхлым. Тогда есть шанс, что проклятие как бы выдохлось. Потеряло свою силу. Что вы думаете по этому поводу?

Король задумчиво потирает дряблый подбородок и отвечает:

— Склонен согласиться с мудрой леди. Сегодня редко можно встретить торна, но были времена, когда купить артефакт или проклятие было так же легко, как племенного жеребца. Старьёвщики и сейчас с опаской относятся к старым кулонам или. как ты заметила, шкатулкам. Любая может содержать в себе как несметные сокровища, так и опасную тайну.

Он с улыбкой смотрит на сына и добавляет:

— Но вам не стоит беспокоиться об этом. Мои люди тщательно проверяют каждый родовой замок, который после смерти бездетного лорда отходит казне. Проходят с помощью древних амулетов и вскрывают всё, что заперто.

— Но вы сказали, что это опасно, — тревожусь я.

— За это они получают хорошее жалование, — резко высказывается король, но морщинистое лицо тут же разрезает улыбка: — Подобные проклятия большая редкость, моя добрая леди Лексия. И, как заметила ваша подруга, сила их тает со временем…

Я смотрю на принца, разрываясь от растущей тревоги и одновременно нежелания говорить о своих подозрениях тому, кто принесёт меня в жертву ещё раз. Но сдержаться трудно. От мысли, что мой сон может оказаться вещим, леденеет в животе. Ужас сжимает меня так, что становится невозможно дышать.

Леастер, кажется, тоже понимает, к чему я веду. Судя по сведённым бровям и поджатым губам, мужчину посещают не менее мрачные мысли.

— Если я удовлетворил твоё любопытство, — разрывает король напряжённую тишину, — то позволь услышать твою историю.

— Какую? — озадачиваюсь я. Если его интересует то, как погибли мои родители, мне и ответить нечего. Кроме дикого парализующего страха леди Лексии, который стискивает грудь каждый раз, стоит подумать об этом, рассказать я ничего не могу.