Невинность в расплату (СИ)

Потому что «Люблю» и его имя, это все, что во мне осталось. То, из чего я состою.

Человек на девяносто процентов состоит из воды. А мне эту воду, кажется, заменил он. Вытеснил собой.

И больше нет сомнений. Я знаю. Я знаю, что не напрасно отдала ему на блюдечке всю себя, собственное сердце. Да. Пусть нам будет непросто. Адски трудно. Но мы сможем пройти этот путь, потому что теперь наши сердца сплетены в одно. И мы пройдем. Чего бы нам это ни стоило.

Теперь пройдем. Ведь, что бы не бушевало там, за гранью нашей любви, главное, что мы вместе. И так въелись в друг друга, что сможем пройти все, что угодно. Вместе. Все, что приготовит нам судьба!

Потому что я верю. Я верю его лихорадочным глазам, которые не могут врать. И тому, что слышу в стуке его сердца, которое бьется будто у меня самой под кожей!

Но рука касается чего-то липкого и мокрого на постели.

Резко распахиваю глаза и замираю.

Кровь! Боже! Сколько же здесь крови!

Всю негу сдувает, как ветром. Хуже. Как тем самым взрывом, в котором мы оба чуть не погибли!

Опрометью несусь из спальни в его кабинет

Даже не стучуть. Не думаю, что у Бадрида там может кто-то быть.

Влетаю и замираю, как вкопанная.

Глядя на то, как Бадрид, к своем кресле за столом, крепко сжав губы, ковыряет ножом и пинцепом у себя в плече.

— Нужен докто! Срочно! Зачем ты сам? Бадрид! О, Господи! Надо было сразу!

«А ты гоняешь вертолет. Себя подставляешь и всех нас. Из-за нее», — стучат в голове слова Давида.

Боже! Он же мог умереть! Истечь кровью!

А он…

Вместо того, чтобы срочно ехать в больницу… Ко мне…

— Это пустяк, Мари. Я сам разберусь. Иди ложись. Я скоро.

— Нет. Не пустяк.

Подхожу к нему сзади, обхватывая голову руками. Всем телом прикасаюсь к горячей коже.

— Не пустяк, Бадрид, — внутри себя чувствую боль, проводя пальцами у края ран.

И о той. Другой. У него на боку я тоже помню. Ни на миг не забываю.

— Сам, я сказал. Было бы серьезно, поехал бы к доктору. А здесь. Здесь пустяк. Поверь мне, Мари. Уж в ранах я разбираюсь. Да и какой мужчина не способен справиться с таким? Должен уметь сам себе помочь.

А я только судорожно сглатываю. Мне дико страшно за него. Дико. Безумно! Как он вообще такое терпит!

— Не бойся, Мари, — Бадрид резко перехватывает меня.

Дергает на себя одной рукой, усаживая себе на колени.

— Я не относился бы легкомысленно, если бы и правда было серьезно. Поверь. Я не допущу, чтобы ты осталась одна! Никогда не допущу!

Трется. Трется своими губами о мое лицо.

А мне и страшно и блаженно. Потому что так… Так любить невозможно!

— Я хочу чтоб ты знала, Мари. Чтоб вот здесь, — ложит руку туда, где гулко стучит сердце.

— Чтоб вот здесь у тебя отпечаталось. Раньше для меня главной была семья. Наша империя. Но теперь. Все, что я теперь делаю, я делаю для нас.

— Было время, когда я ослеп. Я был оглушен этим чувством, Мари. Ведь оно чужое для меня. Странное. Дикое. Совсем незнакомое. Я даже боролся с этим. Намертво боролся. Но так и не смог. Не смог вытравить тебя из себя из своего сердца. А когда принял. На все наплевать был готов. На власть. На братьев. На империю. Сдохнуть был готов ради тебя. Но теперь у меня есть ты. И все, что я делаю, я буду делать ради нас. Только для нас, Мари. И для нас останусь вживых. И все исправлю, что запустил за это время. Ради тебя, Мари. Ради того, чтобы мы были вместе. И были счастливы. Потому что тебя… Тебя я уже не потеряю. И никому не отдам!

— Позволь мне хотя бы помочь, — шепчу мокрыми от слез губами, гладя по лицу. Зарываясь руками в его густые волосы. — Позволь, Бадрид!

* * *

Тот, кто никогда не видел, как любимый мужчина вытаскивает из своего тела пули, никогда не обмывал их, мучительно ощущая его боль, тот не поймет.

Мне казалось, страшными были традиции. Нет. Есть вещи страшнее. И эта война. Это дикая жуть. Когда понимаешь, что прямо на улице. Или просто войдя в дом. Ты можешь потерять того, кем дышишь. Кем живешь. Потерять все.

Но и любишь тогда совсем иначе. На грани. На последнем выдохе. И каждый вздох, каждый взгляд, каждый поцелуй, как последний.

И это острие, по которому мы ходим с самого начала, разрывает на части.

Будет ли оно? Это время, в котором мы сможем просто быть вместе? Просто быть?

— Я решу все вопросы, Мари. И с братьями решу. Все будет хорошо, — шепчет Бадрид, целуя мои руки.

И пусть война. Пусть все так непросто. Но у нас все же есть он. Наш маленький, но такой настоящий рай. В этих секундах. В ударах сердца, когда мы вместе.

И оно стоит того, чтобы пройти через любой ад! Стоит! Пока вот так. Пока его дыхание заканчивается и продолжается в моем!

— Да, — тишину, в которой мы замираем, успевая так многое сказать, разрывает звонок телефона.

— Хорошо. Я понял. Я вылетаю.

Бадрид.

Матерюсь про себя, услышав наконец голос Санникова в трубке.

Вот с этого надо было начинать.

Но мы просрали момент. Думали, сами разберемся.