Невинные

— Не знаю. Надо будет спросить. — Ему подумалось: женщинам бы лучше удавалось разбираться в чужих делах и соображать что к чему. Странно, что сыщиками работают в основном мужчины, которые обычно не могут отыскать даже собственные носки.

— Есть еще хлеб?

— Ты уже съел свою порцию. Я отрежу тебе полкусочка.

Сам-то он, конечно, не сыщик. Если дело окажется трудным, то капитану придется привлекать настоящего детектива, сотрудника в штатском, из главного управления на Борго-Оньиссанти. Но он никогда туда не обращается. Капитан хороший человек, серьезный, но отчего-то вбил себе в голову, что Гварначча справится с любым заданием. Так что нечего ожидать помощи от главного управления... А женщины и правда больше смыслят в таких вещах. Если б туда послали Терезу, она разузнала бы об этой семье все подробности, в том числе и чем больна малышка, и как ее нужно лечить. И она бы сразу сообразила, что скрывает мамаша. Ну конечно, женская чуткость... Однако из-за своей чуткости и отзывчивости они наверняка не захотели бы расследовать убийства. При том что именно они часто становятся жертвами, так что им все равно приходится иметь дело с убийцами. Хотя... Отзывчивость? Та мерзкая разукрашенная кукла и глазом не моргнула, когда увидела лицо утопленницы, сбагрив проблему садовнику, который едва не хлопнулся в обморок. Так что тут ничего нельзя сказать с уверенностью...

Прервав свои размышления, он глотнул вина и прикончил остатки фритатты. Объедение.

— Тебе добавки?

— Чуть-чуть. Я так мечтал попробовать сегодня фритатты, а с луком — моя любимая.

Она удивилась:

— Я знаю.

— Кстати: что происходит с Тото? Я не хочу, чтобы он у нас бегал голодный.

— Бегал какой?.. Не хотела я тебе сегодня голову морочить — эта женщина и впрямь тебе все нервы измотала! Ну да ладно, послушай: Тото решил стать вегетарианцем. Это, возможно, пройдет, но, ради бога, ничего ему не говори!

— Кем?..

— Вегетарианцем. Чем больше обращать внимания, тем больше он станет упрямиться, из гордости. Ты же знаешь, какой он.

— Хм...

Из гордости? Мыслимо разве отказаться от отбивной по-флорентийски, особенно с жареным картофелем, из гордости? Он-то считает — немыслимо. Или от жареного кролика... со свежей зеленью, оливками и сухим вином, как Тереза всегда готовит...

— Ты хотела оставить это назавтра?

— Нет, доедай. Еще вина? Приходил электрик и оставил счет...

Глава третья

Машину вел Эспозито. Инспектор подумал, что, взяв его с собой, сделает благое дело. Лоренцини, которому унылая физиономия Эспозито надоела не меньше, чем Нарди и его женщины, посчитал, что это будет просто великолепно. Итак, сначала их путь лежал в сердце квартала Сан-Фердиано. Было позднее утро. У булочной стояли и разговаривали женщины, в мясной лавке, где Констанца набросилась на Монику, собралась большая очередь. На другом углу крохотного перекрестка размещалось заведение, бывшее некогда баром Франко, куда приходили позавтракать, посидеть посплетничать или посмотреть в среду вечером футбольный матч в облаках табачного дыма. Во время оно, когда инспектор расследовал убийство несчастной сумасшедшей Клементины, бар Франко оказался для инспектора прямо подарком небес: Франко знал все обо всех, поддерживал мир и улаживал споры, точно квартальный судья. Будь все по-прежнему, инспектору не пришлось бы сюда ехать. Но Франко умер, и все изменилось: пыльные бутылки, круглые окна-розетки, автоматы для игры в пинбол и завсегдатаи, развалившиеся на простых стульях, уступили место туристам и розовым скатертям, табличкам «не курить» и ланчам из салатов и пасты, разогретой в микроволновке. А через дорогу в окне первого этажа торчал Нарди. Облокотясь на подоконник и закатав рукава рубашки, он курил, подставив лицо солнцу. Он увидел их у дверей своего подъезда и вышел открывать. Сочувствие — вот в чем он нуждался. А ему пришлось выслушать нотацию. Инспектор не считал себя сумасбродом, но, по его мнению, человек, который едва справляется с одной женщиной, не должен вешать себе на шею вторую. Конечно, Нарди справлялся для своих-то лет недурно — с помощью инспектора, разумеется, и еще, вероятно, благодаря тому, что женщины до сих пор мирно уживались. Да, теперь он явно поджал хвост. Они все втроем стояли в выложенной коричневым кафелем прихожей. Дома Нарди носил шлепанцы — те, что хорошо подметают пол, когда ими шаркаешь.

— Послушайте, инспектор, поговорите с ней, пожалуйста.

— С вашей женой?

— Нет, нет! С Моникой! Она грозится...

— Я знаю, чем она грозится, Нарди, но если вы хотите, чтобы все это быстрее кончилось, то вам придется заставить Констанцу хотя бы принести извинения.

— Я не могу этого сделать. А почему бы вам не пройти и не присесть? Она ушла за покупками.

В открытую дверь гостиной было видно, как клубы сигаретного дыма выплывают через окно на улицу.

— Нет, нет...

Нарди огорченно косился на Эспозито. Видимо, его смущало присутствие совсем молодого человека. Мысленно вздохнув, инспектор отослал Эспозито обратно в машину.

— Спасибо. Я не хотел... проходите, присядьте на минутку.