Невинные

Каждое слово ранило Руна своей правдой. Именно он учинил все это с нею, с женщиной, которую любил, да и теперь любит, пусть лишь память о ее былой сущности. Он протянул руку к своему наперсному кресту, нашел висящий на шее новый и помолился о прощении этих грехов.

— Был ли Христос большим утешением для тебя в эти последние сотни лет? — спросила она. — Ты не выглядишь много счастливее, нежели в моем замке столетия назад.

— Мой долг — служить ему, как всегда.

Один уголок ее рта изогнулся в полуулыбке.

— Ты дал мне политичный ответ, отец Корца, но разве не обещали мы некогда говорить друг другу правду? Ужели не задолжал ты мне хотя бы этого?

Он задолжал ей не в пример больше.

Надия бросила на Элисабету испепеляющий взгляд неприкрытой ярости.

— Не забывай, что она оставила тебя в этом гробу на мучения и смерть. И обо всех женщинах, убитых ею на улицах Рима.

— Такова теперь ее природа, — ответил Рун.

И такой ее сделал я.

Он извратил ее из целительницы в губительницу. Все ее преступления на его совести — и прошлые, и нынешние.

— Мы способны возобладать над собственной природой, — возразила Надия, прикоснувшись к изящному серебряному крестику на шее. — Я усмиряю свою повседневно. Как и ты. Она вполне способна на то же самое, но предпочитает этого не делать.

— Я никогда не изменюсь, — посулила Элисабета. — Тебе надлежало просто убить меня в моем замке.

— Так мне и было приказано, — сказал он ей. — Я спрятал тебя из милосердия.

— У меня мало веры в твое милосердие.

Она поерзала на своем ложе, подняв скованные руки, чтобы отвести прядь волос со лба, прежде чем снова положить их на колени. Рун увидел, что она в наручниках.

— Довольно, — Бернард сделал жест в сторону Надии.

Та подступила к кушетке и без особых церемоний вздернула Элисабету на ноги. Надия держит ее крепко. Она не станет недооценивать Элисабету, как он, когда извлек ее из винной ванны.

Графиня лишь усмехнулась, выставив свои наручники Руну напоказ.

— Заковали меня в кандалы, аки зверя, — сказала она. — Вот что даровала мне твоя любовь.

10 часов 55 минут

Начав с одного конца вагона-трапезной, Леопольд продвигался к противоположному, делая что приказано — задергивая шторы на одном окне за другим достаточно плотно, чтобы через них не пробился даже лучик солнца.

В вагоне сгустился сумрак, разгоняемый лишь потолочными светильниками. Перед дверью последнего вагона Леопольд помедлил.

Два человеческих сердца забились громче. Он чуял тревогу, исходящую от них, как испарина. В груди его болью шелохнулась жалость.

— Что вы делаете? — спросила Эрин.

Да, она не дура. Судя по взглядам, которые эта женщина бросала то на стальную дверь, то на закрытые окна, она уже ощутила, что сюда должны привести что-то опасное.

— Вы в полнейшей безопасности, — заверил ее Леопольд.

— К чертям это все, — ругнулся Джордан.

Протянув руки мимо Эрин к окну рядом с ней, военный рывком распахнул шторы. Солнечный свет хлынул в вагон, озарив ее.

Леопольд посмотрел на Эрин в центре солнечного квадрата, пытаясь решить, стоит ли вернуться и задернуть шторы снова. Но, увидев выражение лица Джордана, решил, что не стоит. И вместо того постучал в толстую стальную дверь, давая находящимся по ту сторону знать, что все готово.

Христиан поднялся, будто готовясь к бою, и встал между Эрин и дверью, держась наполовину в тени, наполовину на свету.

Дверь открылась, и кардинал Бернард первым ступил в вагон в полном своем алом облачении. Посмотрел на Эрин, потом на Джордана.

— Прежде всего позвольте мне принести извинения за подобные меры секретности, но после всего случившегося — и здесь, и в Калифорнии — я счел, что благоразумнее будет проявить осторожность.

Это объяснение ни один из людей, проникнутых подозрениями, не счел вполне удовлетворительным, но оба вежливо промолчали.

Эту неловкую немую сцену прервал отец Амбросе, распахнувший дверь кухни в другом конце вагона. Вытирая руки кухонным полотенцем, он без приглашения ступил внутрь. Должно быть, услышал голос Бернарда и явился предложить кардиналу свои услуги, а заодно подслушать, о чем пойдет речь.

Пройдя по вагону, кардинал обеими руками пожал ладонь Эрин, потом Джордана.

— Вы оба выглядите хорошо.

— Как и вы, — Эрин попыталась улыбнуться, но Леопольд прочел на ее лице тревогу. — Есть ли вести о местонахождении Руна?

В голосе ее звенела надежда. Она волнуется за Корцу совершенно искренне.

Леопольд ожесточил сердце против ощущения вины, волной вздымающегося у него в груди. Ему нравились эти люди за свою жизненную энергию и интеллект, но он в тысячный раз напомнил себе, что его предательство служит высшему предназначению. Впрочем, это сознание ничуть не облегчает его предательские козни.

— В надлежащее время я все растолкую, — пообещал им Бернард и обратил взгляд на своего помощника в глубине вагона. — На этом все, отец Амбросе.

Его ассистент со вздохом досады ретировался обратно в кухню, но Леопольд ни капельки не сомневался, что этот смахивающий на паука поп тут же прижал ухо к двери, чутко ловя каждое слово. Он не из тех, кто готов пребывать в потемках.