Невинные дела (Худ. Е.А.Шукаев)

— Да, да, приглашение официальное… Конечно, мы представим вам подлинное пригласительное письмо… Фамилии делегатов? Пожалуйста… — Чьюз назвал четыре фамилии. Две из них были Грехэму известны: один — химик, другой — геолог.

— Да, да, Чарльз Грехэм, — говорил между тем в трубку Чьюз. — Совершенно верно: прежде состоял директором лаборатории, но уже давно не на государственной службе… Работает механиком на небольшом частном хлебозаводе… Отлично, я буду благодарен, если вы наведете справки… Завтра к вам прибудет наш секретарь…

Положив трубку, Чьюз, усмехнувшись, заметил Грехэму:

— Кажется, ваша кандидатура их не обрадовала. Ну, посмотрим… Во всяком случае, уступать не будем!..

До крайности усталый, но и возбужденный, возвращался Грехэм домой. Он решил пройти пешком, рассчитывая, что прогулка на воздухе освежит его. У здания газеты «Свобода» он попал в водоворот толпы. Люди плотной массой приникли к витрине последних новостей.

— Что там такое? — спросил он у одного из прохожих, который, пробиваясь сквозь ряды читающих, выбрался наконец на тротуар.

— Опять с Ундричем, — отвечал тот. — Оказывается, оклеветали его коммунисты: лучи он изобрел самые настоящие…

Грехэм стал протискиваться к витрине. Через минуту он уже читал. «Свобода» сообщала, что только что у президента состоялась пресс-конференция. Господин Бурман дал исчерпывающие ответы на все вопросы корреспондентов. В частности, корреспондентов интересовало положение с изобретением Ундрича. Почему до сих пор не отвечено на обвинения, предъявленные Чьюзом, и не начата экспертиза? Господин Бурман ответил, что кампания против «лучей Ундрича» инспирирована красными, которые выдвинули на авансцену престарелого Чьюза в качестве ширмы, использовав его сомнительную популярность. Какими методами пользуется этот якобы ученый, показывает разоблачение, сделанное Ундричем: записи магнитофона с несомненностью устанавливают, что Чьюз пытался купить у механика самолета ложные показания. Сейчас всей этой подрывной деятельности будет нанесен сокрушительный удар: инженер Ундрич заявил, что безвозмездно передает свое изобретение в полное распоряжение государства. В связи с этим назначена экспертная комиссия во главе с профессором Уайтхэчем, которая немедленно же начнет проверку и приемку изобретения.

Грехэм был поражен. Неужели Уайтхэч согласился прикрыть «лучи Ундрича» своим именем? Но ведь он отлично знает, что это афера. Неужели можно так низко пасть?

Грехэм не выдержал, зашел в ближайшую будку телефона-автомата и набрал номер Уайтхэча. Он услышал скрипучий голос Уайтхэча и назвал себя.

— А, Чарли! Я ждал вашего звонка…

— Почему ждали? — удивился Грехэм и вдруг понял: — Если вы, профессор, насчет нашего последнего разговора, то вы ошиблись: ничего нового сказать я не могу.

— Да? — разочарованно протянул Уайтхэч.

— Я о другом. Действительно вы дали свое согласие на экспертизу?

— А, вы об этом. Ну, дал. А что?

— Но ведь это же афера. Вы сами говорили…

— Экспертиза покажет, — сухо сказал Уайтхэч.

— А если покажет, что афера?

— Не понимаю, почему вы волнуетесь, Чарли? Что покажет, то и сообщу. Или вы уже и меня подозреваете?

— Нет, но… А все-таки что вы думаете обо всем этом? Почему же они согласились?

— Я не расположен говорить об этом по телефону, Чарли. Могу только сказать, что я думаю то же, что и раньше, и не беспокойтесь, не побоюсь заявить об этом открыто. Удовлетворены?

— Вполне…

— А я был бы удовлетворен, если бы вы внимательно обдумали мое предложение.

— Ах, профессор, как мне вам объяснить, что тут и обдумывать нечего!

Грехэм в самом деле был удовлетворен. Странное чувство он испытывал к Уайтхэчу. Он проработал со стариком более десяти лет. Вначале это было только уважение; по мере того как он сам рос, он понял, что, в сущности, уже догнал и кое в чем перегнал своего учителя, — и прежнее чувство превратилось в какую-то смесь жалости, привычки и, кажется, даже немного любви. Он жалел старика и за его одиночество, и за то, что всю жизнь он трудился и, в сущности, так ничего не добился, и вот теперь приходится ему, ученику, свои открытия деликатно выдавать за общие достижения. За эти месяцы разрыва с Уайтхэчем и эта странная любовь-жалость, понятно, ушла, но все же Грехэм чувствовал, что ему было бы очень неприятно, если бы Уайтхэч оказался таким же подлецом и обманщиком, как Ундрич. Вот почему телефонный разговор несколько успокоил его в отношении Уайтхэча. Но совершенно непонятно было, на что же надеялся Ундрич. Неужели опять сплетен какой-то план?

Было всего около семи часов вечера, когда Грехэм вернулся домой. Предыдущая бессонная ночь, волнения этого дня так истомили его, что он сразу же улегся и заснул. Утром он проснулся в прекрасном настроении: свежим, отдохнувшим. Потянувшись к часам, с удивлением обнаружил, что стрелка подбиралась к десяти. Ого! Он проспал не менее четырнадцати часов! Времени достаточно, чтобы отоспаться и отдохнуть.