Невинные дела (Худ. Е. Капустин)

Во исполнение этого поручения профессор Уайтхэч следующим утром очутился где-то на окраине, в хлебопекарне, куда вряд ли он когда-либо забрел бы по своей воле. Мальчик проводил его по длинному узкому коридору, освещенному единственной тусклой лампочкой, в комнату, служившую, очевидно, конторой. Навстречу Уайтхэчу из-за стола поднялся полный пожилой человек. Кроме него, в комнате сидел еще один, тоже пожилой, с тонким и длинным носом. Перед ним лежали ведомости с колонками цифр. На стене висели старинные часы — они больше подходили бы музею, чем пекарне. Хрипя, шипя, они шли с таким усилием, что было ясно: это их надорвавшийся механизм двигает время вселенной. На табуретах, на мебели — на всем лежал налет беловатой пыли — вероятно, ее и не замечали, а может быть, она была здесь в почете, как пыль на бутылках выдержанного вина. Все было какое-то странное, ненастоящее, почти карикатурное, и Уайтхэч с болью подумал, что вот в этой жалкой обстановке приходится работать Грехэму, его Чарли, на которого он возлагал столько надежд!

Внушительный вид Уайтхэча произвел на толстяка благоприятное впечатление.

— Чем могу служить? — с любезной улыбкой спросил он. — Владелец предприятия Вальтер.

Вероятно, в солидном госте он предугадывал хорошего заказчика. Суетливо пододвинул стул, поспешно смахнув с него платком пыль. Уайтхэч сел, но назвать себя не пожелал.

— У вас работает господин Чарльз Грехэм? — спросил он.

— Совершенно верно.

— Мне нужно поговорить с ним. Я директор лаборатории.

— Пожалуйста, — разочарованно протянул толстяк: значит, не заказчик, это не интересно.

Уайтхэч с сомнением оглядел унылую комнату:

— Не думаю, чтобы нам было удобно здесь говорить. Я был бы признателен вам, господин Вальтер, если бы вы сегодня освободили Грехэма от работы.

— Брунтер! — резко крикнул толстяк. — Позовите Грехэма.

Длинноносый поднялся и молча вышел.

— Надеюсь, господин директор, вы не собираетесь переманить Грехэма?

"Переманить! — с горечью подумал Уайтхэч. — Если бы ты знал…"

— Грехэм — мой ученик. Знаете, кто он? Он большой ученый. Если бы только он захотел… А он работает здесь…

— У меня предприятие солидное, — обиделся хозяин. — Хороших работников ценить умею. Господин Грехэм не работает у меня и месяца, а получает не меньше своего предшественника. А тот прослужил у меня пятнадцать лет. Тоже знающий был человек. Если бы не умер, не расстался бы с ним…

Уайтхэч молчал. Неприятно было продолжать этот разговор, только подчеркивающий всю убогость обстановки, в которую попал Грехэм.

В комнату вернулся обладатель замечательного носа.

— Сейчас придет, — пискнул он. И голос у него был какой-то птичий. В сущности, не все ли равно, какой у человека нос и голос, а Уайтхэч чувствовал, что все его раздражает; казалось даже — вот этот нос и писк как-то унижали Грехэма.

— Профессор! — послышался голос Грехэма с порога. — Вот не ожидал!

— Чарли! — радостно воскликнул Уайтхэч и пошел навстречу Грехэму. На момент было даже что-то похожее на попытку объятия, но после мгновенного замешательства оба ограничились рукопожатием. — Рад видеть вас, Чарли! Нужно поговорить с вами. Господин Вальтер был так любезен, что согласился ваш день подарить мне.

— Да, да, пожалуйста, — кисло улыбнулся хозяин.

Через минуту оба были уже на улице и садились в машину.

— Послушайте, Чарли, — Уайтхэч повернулся к Грехэму, — как вы могли так унизить себя? Куда ехать? — переспросил он шофера. — Чарли, дайте ваш адрес. Не возражаете?

— Пожалуйста. — Грехэм назвал свой адрес.

— Вы перебрались?

— Пришлось. Для механика хлебопекарни я занимал слишком роскошные апартаменты. Вот вы говорите, профессор, я унизился… А я был счастлив, когда нашел это место. А в сущности, чем плохо? Работа чистая. Разве не унижают подчас себя те, кто занимает высокие посты? Эта история с Ундричем…

Уайтхэч кивком головы показал на окошко шофера.

— Поговорим после…

Грехэм жил недалеко от своей пекарни. Он занимал две скромные комнатки: одна служила кабинетом и спальней, другая — столовой.

— А зачем мне, одинокому, больше? — ответил он на молчаливый, скептический взгляд Уайтхэча, которым тот окинул его квартиру. — Поверьте, профессор, в своих прежних шести комнатах я иногда чувствовал себя, как путешественник в Сахаре. Вообще, я вижу, вы смотрите на мое положение более мрачно, чем я сам…

— Что и говорить, положение замечательное: автор мирового открытия выпекает булки и плюшки!..

— Ну что ж, благороднее выпекать для людей хлеб, чем атомную бомбу или "лучи смерти".

— Опять детские разговоры!

— Да, опять! У меня было достаточно времени, чтобы основательно поразмыслить над всем этим…

— А пока вы размышляли, Ундрич превратился в великого изобретателя.

— …и великого афериста, — усмехнулся Грехэм. — Песенка его спета.

— Вы уверены в этом?

— Совершенно. Чьюз, а теперь и капитан Нордис выставили его голым на позорище всему свету. Да и ваше заявление, профессор, показывает, что вы понимаете, в чем дело…

— Может быть. А вот насчет спетой песенки — это еще вопрос.

— Почему это?