Невинные создания

– Думаешь, это дерьмо сейчас уместно? – я сел на диван, покосившись на тары с пойлом. Говоря об алкогольно-наркотической коме. Для бессмертных, существует только одна вещь, которая способна вызвать сбой вестибулярки и эйфорию – это хальканитовая водка!¹³⁵ Ее производят только в аду и естественно, для всех, этот напиток считается самым сильным по части мозгодробилки, но не каждый решается его отведать. Можно сказать, у ангелов на него распространен «сухой закон», но Отец делает вид, что не замечает.

– А что мы теряем? – увалившись рядом со мной на диван, Годвин откупорил одну бутылку и протянул мне. Вторую распечатал для себя. – Раз уж мы собираемся серьезно поговорить, то я должен выпить. Тебе, кстати, тоже не помешает повысить градус.

Да, что ты? Без водки, храбрости не хватит признаться в содеянном? Или боится обделаться от боли, потому что… да, ее будет много.

– И откуда она у тебя?

– Получил за номинацию «лучший куратор месяца». – Хмыкнул уродец, стянув с себя пиджак и бросив его на пол. – Так, подкинул кое-кто.

Ага. Кое-кто – это Сеферона. Суке только дай возможность, так она всех споит.

Отпив напитка, я причмокнул. На вкус, сладкая, а вот последствия… ох. Повторные похороны на сто процентов обеспечены. Через несколько минут, напиток начнет действовать и с такой силой и внезапностью, что сразу не разберешь, где твоя голова, а где задница. Будет казаться, что ты левитируешь, но при этом мозг осознает, что ты не двигаешься. Комната крутится, как чертово колесо. Вены начинают кипеть от адреналина, живот сжиматься, так если бы тебя запихнули в кабинку без страховки, прокатив на «Американских горках». Мысли смешиваются в кашу, нервная система летит к чертям собачьим, ослабляя натяжение и тогда, происходит то, к чему все стремятся, когда упиваются в усмерть… долгожданное освобождение.

Эйфория.

Кайф.

Блаженство.

Если напившиеся в стельку, смертные творят беспредел, то пьяный ангел… такое представление многого стоит. Кстати, это второй раз, когда я пью водку с Годвином. Впервые, мы упились настолько, что забрались на купол Капитолия, и справляли нужду, окропляя мочой аллегорическую статую Свободы. Тогда, мы только стали кураторами и, можно сказать, праздновали свое повышение. А еще я помню, пока расписывался мочой на «каменной женщине». Наше опьянение можно было диагностировать, как мертвец, но на тот момент, нам было глубоко плевать. Пока я ржал, как умалишенный, Годвин сидел на выступе купола, и с серьезной физиономией, смотрел куда-то в ночь.

Уже тогда, он размышлял над своим поступком? Хотел ли он признаться, что натворил?

– Как в старые и добрые времена. – Годвин отсел дальше, развернувшись ко мне лицом и облокотившись на подлокотник спиной. – Помнишь, как мы развлекались, когда зависали у меня?

Конечно, помню, после чего долго и нудно отмывался, сетуя, что я такой слабовольный и беспечный, раз иду на поводу у заядлого наркомана. Да, я и сам не брезговал баловаться «снежком», сдабривая синтетический экстаз, вискарем. Будь я хоть немного серьезнее и ответственней ко всему, к чему меня всегда готовил отец, и чего желала Ронда, я бы никогда не ступил на шаткий стул, позволив ему вылететь из-под ног.

Не думай об этом.

Сделав еще один большой глоток, я отставил бутылку на стол, который волшебным образом реанимировался, вернувшись к первоначальному виду. Обведя глазами комнату, я остановил взгляд на обшарпанной, деревянной двери с цепочкой и хлипким замком.

– Тебе бы навести здесь порядок.

– Меня устраивает мой дом.

– Пятно на диване тоже устраивает? – развернувшись к нему всем телом, я откинулся на спинку, скосив взгляд на обивку.

– В некоторых вещах, я сентиментален. – Годвин улыбнулся, отпив с бутылки и затянувшись самокруткой.

– Нравится вспоминать свою смерть? – это же его кровь, когда он пустил себе пулю. Проходя мимо и видя его, испытывает ли ублюдок приятные чувства, вспоминая о своей смерти? Ангел поднял с пола свой пиджак и накинул на спинку, прикрывая пятно.

– Не только мне.

Жаль, что я не присутствовал при этом.

– Помнишь Капитолий?

– Да. – Он задержал дым во рту, после чего выпустил его тонкой струйкой. – Наверное, поэтому он до сих пор стоит целый и невредимый.

Ангельская, мать его, благодать.

– Знаешь, – я поджал губы, – я уверен, в тот момент, ты хотел признаться мне, что заключил сделку с Сефероной. А может и хотел рассказать, что пожелал.

– Это вряд ли. Мы же были убуханные в задницу. – Но, ангел отвел взгляд, словно ему было стыдно. – Тогда, я просто наслаждался опьянением.

Началось. Готов говорить, что угодно, только не правду. Ну, сколько можно тянуть кота за яйца? Я же все равно выясню и неважно, будет это Сеферона или он. Под пытками, они все мне выложат.