Не верится, что я стала очевидцем бесчувственности! Если раньше она была просто чопорной аристократкой, то сейчас превратилась в Ледяную Королеву, дистанцируясь от всех, кроме тех, кто ей интересен. Пожалуй, ни я, ни брат, не входим в ее список.
Ладно. Похоже, милое воссоединение долго еще не случится.
Переключив свое внимание на могилу, я изучала оставленные на земле, следы от рук, пальцев и ботинок. У меня нет опыта в криминалистике, но очень похоже на двенадцатый126
размер обуви.У Элиота был двенадцатый.
И что это значит?
Он не мог выбраться из могилы и пойти. Мертвые не ходят и тем более не оставляют следов, но такое ощущение, будто Элиот это сделал. Сам.
А еще меня привлекло то, чему я не могу дать объяснение. Например, цветок, которого до этого не было. Нет, это не кто-то оставил его в качестве соболезнований… он рос прямо из земли. Или черное пятно на гранитной плите, в форме ладони, словно нечто прикоснулся к камню, и выжгло его. Кое-где, трава подмята и вырвана, но самое жуткое, так это отверстие в могиле. Я достала телефон, включая фонарик, и направила луч света вниз. Отсюда, хорошо видно, что крышки гроба нет, как и тела моего брата. Это очень странно. Странно настолько, что я теряюсь в догадках, каким образом похитители забрали Элиота, при этом, не нарушив весь участок.
– Здравствуй, Элизабет. – Подняв на мать глаза, я поежилась, скорее от прохладного воздуха, нежели от ее холодного взгляда. Ее тон до сих пор отливает небрежностью, словно я не ее дочь, а какая-то бесхозная шавка, увязавшаяся за ней. Ну, что поделать. Родителей не выбирают, а выказывать свою уязвимость, я тоже не собираюсь.
– Здравствуй, мама. – Я смотрю на нее, всеми силами заставляя себя поверить, что это она, но все это ложь. Передо мной незнакомка, которая только притворяется женщиной, некогда любившей моего отца и меня с братом. Она перестала быть ею, хотя стандарты, которых мама всегда придерживалась, остались. Те же, выжженные добела, волосы, уложенные в изящную прическу. Эффектный макияж, скрывающий ее истинный возраст, изысканная одежда – модная и обязательно дорогая, и конечно, маникюр. Красные, длинные ногти. Без них, она не может существовать.
Она напоминает мне богемную кинозвезду, которая с успехом окончила свою карьеру и теперь наслаждается безбедной жизнью в своем особняке.
Ну, особняка, у нее нет, но двухэтажный дом в Ист-Виллидж, в котором мы с братом выросли, вполне себе ничего.
И это моя мать – Генриетта Войс. Сорокапятилетняя домохозяйка.
– Давно тебе сообщили?
– Утром. Я позвонила тебе, потому что Элиот был твоим братом. – Был моим братом? Просто потому что был моим братом? Не потому, что он ее сын, а потому что Элиот мой брат? Я сжала кулаки, начиная закипать от злости. Будь в ней хоть капля сострадания и любви, она бы выразилась иначе. Она должна была сказать, что какая-то мразь, похитила тело нашего Элиота.
– Нет. – С той же холодностью, ответила я, а надо было взорваться и все высказать. Как будто пропало не тело моего брата, а ее ключи!
Спокойно, Бэт. Помни, про упражнение. Глубоко дыши и считай до десяти.
Пока я пыталась успокоить всклокоченные эмоции, мама изучала меня. О, я помню этот,
– Простодушие для женщины твоего возраста – дурной тон. – С тем же успехом, она могла послать меня к черту на рога. – Мужчины могут неверно истолковать твои действия, моя дорогая. Ни одна уважающая себя дама, не захочет, чтобы ее использовали.
Моя дорогая? Использовали? Ох, неужели, она переживает за мое целомудрие? А не поздновато, когда я давно не невинна и встречалась с мужчинами? Или мы с Элиотом появились на свет, благодаря непорочному зачатию? Серьезно? Мама все еще верит в эту доктрину, зубами вцепившись в нее, и меня туда же пытается утащить? Хорошо, тогда, как она объяснит, роман с другим мужчиной? Я понимаю, отец умер три года назад и прочее, но не надо делать из меня монашку, когда у самой рыльце в пушку!
– Ты волнуешься? – съязвила я, невинно хлопнув ресницами.
– Прекрати, Элизабет. – Строго осекла мама. – Ты не в том возрасте, чтобы я тебя воспитывала. – Она выдохнула. – Видит бог, я пыталась сделать из тебя истинную леди.
– Видимо, недостаточно. – Все с той же язвой, протянула я, ощущая, как в груди растекается жар от раздражения, вкупе с восторгом. Еще одно слово и перепалки не избежать.
– Вот поэтому мы с тобой не разговариваем. – Она скрестила руки на груди, развернувшись в другую сторону. – Ты всегда была агрессивным и нетерпеливым ребенком. Не позволяла мне выражать свое мнение.