Ужасно обидно оставлять гиен, уезжая с темнотой, — ведь ночью они как раз наиболее оживлены и энергичны. Именно по ночам гиены чаще всего охотятся на крупную дичь, отмечают границы своей территории, спариваются. Но, на наше счастье, существует луна — а в кратере лунный свет необычайно ярок: он отражается в озере и отсвечивает на выгоревших, высветленных солнцем травах; серые, темно-лиловые, черные тени гребня кратера словно оберегают этот свет, не давая ему растекаться. В Африке лунный свет никак нельзя назвать холодным: его серебристый поток лишает все вокруг цвета, но не может отнять у воздуха его теплоту. И если все кажется колдовским, зачарованным, то лишь потому, что мы, люди, — дети солнца; я уверена, что для гиен в лунном свете нет ничего таинственного.
Только ночью мне удалось увидеть, как резвятся и играют взрослые гиены. Я никогда не забуду, как впервые увидела такие игры. Фольксваген стоял у Логова Золотых трав (травы в сиянии полной луны стали серебряными); Лакомка, которому было тогда около года, спал у меня за спиной на большой кровати. Повсюду вокруг нас резвились гиены. Леди Астор валялась на спине, размахивая в воздухе всеми четырьмя лапами, близнецы, отталкивая друг друга, норовили покрепче вцепиться ей в правое ухо, двое других щенят с рычанием дергали ее за шерсть на шее, а Пестрячок висел у нее на хвосте.
Когда же на нее наскочила собственная дочь, Леди Астор рывком поднялась с земли и отряхнулась, да так, что щенята посыпались в разные стороны и покатились кто куда. Мгновение громадная самка стояла на месте, раздвинув губы в дурацкой ухмылке, но вот Соус и Пикуль одновременно кинулись, норовя вцепиться ей в хвост, и тогда она, отскочив, понеслась широким кругом по низкой сухой траве. Челюсти щенят щелкнули в воздухе на том самом месте, где сию секунду был хвост Леди Астор, и близнецы, столкнувшись, растянулись на земле. Мгновенно вскочив, они устремились следом за двумя другими щенками, которые уже гнались за Леди Астор. Славная это была погоня в серебристом свете луны!
А справа от меня трое взрослых гиен носились по спирали, все уменьшая круги, и наконец с истерическим хохотом свалились в одну кучу-малу — сплошное мельтешение щелкающих зубов и лягающихся лап. В свалку с размаху врезались еще двое взрослых. Внезапно одна из гиен стала негромко поскуливать, и, включив на минуту прожектор, я увидела, что это Кровавая Мэри. Ее кусали, теребили за шею, тянули за хвост. Лежа с беспомощным видом и только изредка подергивая лапами в воздухе, она постанывала, будто ее защекотали до изнеможения. Но спустя мгновение она вскочила на ноги, и вся пятерка галопом понеслась при свете луны в полном безмолвии — только слышался топот лап по сухой земле.
Краешком глаза я заметила легкое движение у норы и догадалась, что это маленький черный щенок Кровавой Мэри. Из безопасного подземелья высунулся курносый нос и пара круглых ушей- щенок глазел на дикую свистопляску вокруг, — по мимо промчалась Леди Астор, и щенок исчез. Через несколько минут один из щенят снова высунулся, и так оно и продолжалось; время от времени оба выглядывали разом.
Игра оборвалась в одно мгновение, с какой-то пугающей внезапностью. Все гиены застыли, глядя в сторону озера. Как я ни напрягала слух, мне ничего не удалось услышать, но гиены, должно быть, слышали топот копыт вдалеке: Кровавая Мэри сорвалась с места и понеслась к озеру, а за ней Леди Астор и все остальные взрослые гиены. Глядя им вслед, я несколько секунд спустя увидела первый ослепительный разряд мощной фотовспышки Гуго. Когда луна была достаточно ярка, чтобы можно было ехать за гиенами, Гуго следовал за отдельными гиенами клана Когтистых скал, отмечал, как они себя ведут, и все надеялся, что когда-нибудь одна из них начнет погоню и ему удастся провести наблюдения и сфотографировать всю охоту — от начала до конца.