Невинный, или Особые отношения

Спускаться по лестнице было больно. Хорошо, что он наконец добрался до конца. Он ничего не выяснил о методе Нельсона, о том, как отделять эхо понятного текста от кодированного сообщения. У них остались эти секреты, а также шоколадное молоко. Он не узнал ничего. Хотя и пробовал заглянуть в несколько комнат. Он не лгал Макнамй, но он ничего не украл, так что сейчас не было нужды лгать Глассу.

Она повторила, Если мы собираемся лгать… И оставила фразу незавершенной, теперь была его очередь.

Он сказал, Нам надо действовать вместе, надо договориться. Они посадят нас в разные комнаты и будут искать противоречия. Потом он остановился и сказал, Номы даже не можем ничего толком соврать. Что мы им скажем – что он поскользнулся в ванной?

Знаю, сказала она. Знаю, разумея под этим, Ты прав, так сделай лее неизбежный вывод. Но он застыл на месте. Он сидел и думал, что надо бы встать. Потом подлил себе джина. Этот тепловатый напиток почему-то совсем не пьянил.

В туннеле стояла бархатистая темнота, процеженная сквозь кондиционеры, и рукотворная тишина, и все вокруг говорило ему о профессионализме, сноровке, благоразумии. Он держал в руке лампы, он шел работать. Он двинулся по старой узкоколейке, по которой раньше вывозили землю.

Ты слишком много пьешь, сказала она. Нам надо думать. Он допил чашку, чтобы можно было поставить ее на простыню. С закрытыми глазами ему лучше думалось. И ухо болело меньше.

Я скажу тебе еще кое-что, продолжала она. Ты слушаешь? Не засыпай. В Rathaus, в городском Совете, знают, что он претендовал на эту квартиру. У них есть письма, есть все бумаги.

Он сказал, Ну и что? Ты же говорила, что его притязания незаконны.

Es macht nichts (это неважно), сказала она. Он подавал жалобу, у нас была причина для ссоры.

Ты имеешь в виду мотив, сказал он. Ты хочешь сказать, что это посчитают нашим мотивом? Разве мы похожи на людей, которые решают жилищные проблемы таким способом?

Кто знает, сказала она. Здесь трудно найти жилье. В Берлине убивали и за меньшее.

Из этого получается, сказал он, что у него были претензии и он пришел сюда драться, и это была самозащита.

Когда ей казалось, что они зашли в тупик, она опять складывала руки на груди. Она ответила, На работе майор однажды рассказывал о непредумышленном убийстве – тогда я и услышала, как это звучит по-английски. По его словам, оно произошло за год до того, как я начала работать здесь. Один механик из мастерских, с немецким гражданством, подрался в закусочной с другим и убил его. Он ударил его по голове пивной бутылкой, и тот умер. Он был пьян и зол, но он не хотел убивать. Он очень расстроился, когда понял, что он наделал.

И что с ним случилось?

Его посадили в тюрьму на пять лет. Наверное, он еще там.

В туннеле шел обычный рабочий день. Никто не слонялся без дела, все трудились, машины и люди. Этот порядок успокаивал, хорошо, если бы и мир наверху был таким. Он остановился и посмотрел. На огнетушителе, мимо которого он проходил, белела карточка, удостоверяющая, что еженедельная проверка была проведена вчера в 10.30. Тут же стояли инициалы исполнителя, его рабочий телефон, дата следующей проверки. Все безупречно. Рядом висел телефонный аппарат, около него список номеров: дежурный офицер, охрана, пожарные, комната записи, камера прослушивания. Вот этот пучок проводов, скрепленных вместе блестящей новой заколкой, как волосы маленькой девочки, шел от усилителей в комнату записи. Эти провода тянулись в камеру прослушивания, по этой трубе бежала вода для охлаждения электроники, эти трубы служили для вентиляции, этот провод относился к системе аварийной сигнализации, зонд этого датчика уходил глубоко в окружающую почву. Он протянул руку и дотронулся до них. Все они работали, он любил их все.

Он открыл глаза. Молчание длилось уже минут пять. Если не двадцать. Он открыл глаза и заговорил. Но это ведь не драка в закусочной, сказал он. Он напал на меня, он мог меня убить. Он остановился и вспомнил. Сначала он напал на тебя, схватил тебя за горло. Он совсем забыл о ее горле. Дам посмотреть, сказал он. Не болит? Вся ее шея до самого подбородка была в красных отметинах. А он и забыл про это.

Только глотать больно, сказала она.

Вот видишь, сказал он. Ты должна пойти со мной к врачу. Вот что мы им расскажем, и это будет правда, так оно и было. Он мог тебя задушить.

Да, подумал он. Но я ему не позволил.

Уже четыре часа, сказала она. Ни один врач нас не примет. И даже если бы принял, пойми ты. Она остановилась и снова разжала руки. Пойми, я все время думаю о полиции и о том, что они увидят, когда придут сюда.

Мы снимем одеяло заранее, сказал он.

Одеяло тут ни при чем, сказала она. Пойми, что они увидят. Изуродованный труп.

Не говори так, сказал он.

Проломленный череп, сказала она, и дыра в щеке. А у нас что? Красное ухо, синяки на шее?

И мои яички, подумал он, но не произнес ни слова.