Невинный, или Особые отношения

Она разбиралась в плотницком деле. Если бы полочку в ванной вешала она, результат был бы лучше. Он последовал ее совету. Пила двигалась с легкостью хорошо смазанного механизма. Потом зубья опять стали цепляться, теперь уже за кость, и вскоре вошли в нее. Чтобы нога не дергалась, Леонарду и Марии пришлось нажать на нее сильнее. Пила издавала глухой скрежет.

– Надо остановиться! – крикнул он, но не сделал этого. Он продолжал пилить. Ему не должна была встретиться кость. Он думал, что попадет в место их сочленения. Его представление о суставе было смутным, почерпнутым большей частью из воскресных обедов с жареной курицей. Он наклонял пилу в разные стороны и сильно налегал на нее, зная, что если остановится, то начать снова уже не сможет. Потом что-то кончилось, потом пила опять вошла в кость. Он старался не смотреть, но апрельский свет был неумолим. Из верхней части ноги точилось густое и черное, заливая пилу. Ручка уже была скользкой. Он почти кончил, осталась одна кожа, но он не мог перепилить ее, не задев стола. Он взял нож для линолеума и попытался разрезать ее одним ударом, но она собралась в складки под лезвием. Ему пришлось влезть туда, пришлось сунуть руку в разверстый сустав, в холодное месиво из темной растерзанной плоти, и перепилить кожу лезвием ножа.

– Не могу больше, – крикнул он. – О господи! – И все прекратилось. Нижняя часть ноги Отто вдруг стала отдельным предметом, вещью в матерчатом цилиндре с голой ступней на одном конце. Мария была готова к этому. Она быстро завернула ее в приготовленный кусок водонепроницаемой ткани. Потом смазала края клеем и соединила их. Она положила сверток в один из ящиков.

Из культи обильно лилась кровь, она испачкала весь стол. Промокшие газеты расползались. Кровь стекала по ножкам стола, в ней промокли уже и те газеты, что лежали на полу. Стоило пройти по ним, как бумага прилипала к ногам, обнажая ковер. Его руки были сплошь красно-коричневыми от кончиков пальцев до локтей и выше. Кровь была и у него на лице. Там, где она подсыхала, чесалось. На очках были брызги. Руки Марии тоже не остались чистыми, на ее платье темнели пятна. Во всем доме стояла тишина, но они кричали друг другу, точно в шторм.

– Мне надо помыться, – сказала она.

– Нет смысла, – откликнулся он. – Потом вымоешься.

Он поднял пилу. Раньше она была скользкая, теперь стала липкой. Что ж, так удобней держать. Они принялись за левую ногу. Мария была справа от него и прижимала голень к столу обеими руками. С этой должно было получиться быстрее, но его надежды не оправдались. Начал он хорошо, но на полдороге пила застряла, ее накрепко заклинило в суставе. Ему пришлось взяться за нее обеими руками. Мария перегнулась через него и прижала верхнюю часть ноги тоже. И тем не менее, пока Леонард боролся с пилой, тело дергалось из стороны в сторону, точно безумный плясун, упавший лицом вниз. Одеяло свалилось, и Леонард старался не глядеть на череп. Он был на краю его поля зрения. Скоро придется иметь дело и с ним. Теперь они оба промокли насквозь от пояса до того места, где опирались на стол. Это их уже не заботило. Он покончил с суставом. Снова осталась кожа, надо было опускать внутрь руку с ножом. А если бы плоть еще не остыла, подумал он, тогда это было бы легче?

Второй сверток очутился в ящике. Два сапога – пара. Леонард нашел джин. Глотнул из бутылки и протянул ее Марии. Она покачала головой. – Ты прав, – крикнула она. – Нельзя останавливаться.

Они не обсуждали этого, но знали, что сейчас примутся за руки. Они начали с правой, с той, которую Леонард пытался вывернуть. Она застыла в согнутом положении. Выпрямить ее не удавалось. Трудно было отыскать удобное для пилы место и стать так, чтобы она вошла в плечо. Теперь, когда стол и пол, их одежда, руки и лица были в крови, близость черепа переносилась легче. Весь затылок Отто провалился внутрь. Мозга было почти не видно, он лишь чуть-чуть выдавился по краям пролома. После красного серое уже не пугало. Мария держала предплечье. Он начал с подмышки, пропоров куртку, а затем и рубашку. Пила была хорошая – острая и не слишком тяжелая, гибкая, но не чересчур. В месте соединения полотна с ручкой остались дюйм-два, не залитых кровью. Там стояло клеймо производителя и слово «Золинген». Он повторял его, двигая пилой. Они никого не убивают. Отто уже мертв. Золинген. Они его разбирают. Золинген. Никто не пропал. Золинген, Золинген. У Отто отнялись руки и ноги. Золинген, Золинген.