Невинный сон

– В аэропорт.

– Да брось, я вас подвезу.

Спенсер повернулся и, не дожидаясь ответа, зашагал к «Ягуару».

Робин сидела, уставившись на руки, которые все еще крепко сжимали руль.

– Прости, милая, – сказал я и поцеловал ее на прощание.

Робин вздохнула.

– Мы с тобой наверстаем. Бог с ним, с завтраком в аэропорту. Я, когда вернусь, поведу тебя в хороший рес-торан.

Робин ничего не ответила. Чувствуя, что опять ее расстроил, я вылез из машины и пересел к Спенсеру. На нем было пальто из верблюжьей шерсти, из-под отворотов которого выглядывал черный шелк, – все еще был в халате. Судя по покрасневшим глазам, можно было подумать, что он не спал месяц, а то и больше.

– Ты уверен, что можешь вести машину?

– Что? Да, конечно, – взяв в руку алкометр, сказал Спенсер. – Я с этой штукой разобрался.

Он вел машину так, что мне без конца приходилось хвататься за ручку двери и тормозить ногой об пол. Тем не менее мы приехали в аэропорт даже раньше, чем предполагали.

– Я поговорил с Макдонафом, своим приятелем из полиции, и ему удалось добраться до съемок CCTV, сделанных в те самые часы. Сейчас это все в цифровой записи.

– Понятно. Отлично.

– Парень мне кое-чем обязан, так что вот, дружище, держи – полдюжины видеодисков.

Я перевел взгляд на стянутую резинкой пачку дисков, и на меня нахлынуло чувство неловкости, смешанного с сожалением. Зачем я его об этом попросил? Что с ними теперь делать? Мои догадки уже казались совершенно абсурдными, и еще более абсурдным казалось желание разыгрывать из себя детектива-любителя.

– Обязан он мне или нет, а достать их было нелегко. Похоже, их берегут как зеницу ока. Жесткие меры. Протесты. Забудь про «Танжерский манифест»! Вот как надо назвать твою следующую выставку.

– «Жесткие меры»?

– Точно.

– Может, я так и назову.

– Слушай, тебе придется их проанализировать самому. Макдонаф мне обязан, но он и не думал заниматься трехсотчасовым просмотром марша толпы по О’Коннелл-стрит.

– Триста часов?

– Более или менее. Там было три-четыре камеры, так что… Ну не знаю. Ты сам подсчитаешь.

– Понятно. Спасибо. Ты настоящий друг.

– Меня обзывали и похуже. – Он запарковал машину. – Ну, так угостишь меня выпивкой или?..

– А как же машина?

– Я ее здесь оставлю…

– И что дальше?

– Скажу, ее украли, или что-нибудь в этом роде.

Я зарегистрировался на рейс, и мы зашли в ближайший бар.

– Ну? – с выжидательным видом спросил Спенсер.

– Что «ну»?

– Ты мне, черт подери, скажешь или нет, в чем, собственно, дело? – Он указал на диски и потянулся за кружкой.

Я знал, что не могу ему рассказать. Главным образом потому, что мне было неловко, или, скорее даже, я боялся того, что он может обо мне подумать, боялся его замечаний по поводу моего прошлого. К тому же он не был знаком с Диллоном. Не был по-настоящему с ним знаком. Он один раз приехал в Танжер, вскоре после рождения нашего сына, и мы провели вместе знаменательный выходной – как следует выпили за его рождение. Спенсер единственный из наших друзей приехал нас навестить, и он искренне за нас радовался. После этого он души не чаял в Диллоне, правда, издалека – посылал ему открытки и подарки. У Спенсера не было официального звания крестного отца, но для Диллона он был на особом положении. Он был «дядей Спенсером».

Не успел я увильнуть от ответа, как Спенсер снова заговорил:

– Ты знаешь, что в центре города установлено более пятидесяти телекамер, не говоря уже об остальной стране? Большой Брат неустанно следит за тобой.

– Что верно, то верно.

– А как насчет наших гражданских прав?

– Спенсер, тебе же наплевать на наши гражданские права.

– А ты откуда знаешь? Откуда ты знаешь, что мне безразличны мои гражданские права?

– Тебе просто хочется поспорить.

Спенсер посмотрел на меня так, будто я оскорбил его мать.

– Да ты сегодня настоящий бунтарь, – добавил я.

– Вовсе нет.

У меня зазвонил телефон. Это была Диана. Она знала о лондонской галерее «Золотые часы», но мне не хотелось вовлекать ее в это дело. Я не хотел посвящать ее ни в какие подробности, не хотел, чтобы она представляла меня, будто я ее собственность. Чем на большем расстоянии от нее я буду держаться, тем лучше. Телефон продолжал звонить. Спенсер взял его в руки и увидел номер Дианы. Он нажал кнопку «отказ».

– Чем меньше слов, тем лучше.

Я не спорил.

Принесли еще пива.

– Ты сегодня щедрый, – сказал я.

– Это все мой добродушный рождественский дух.

Спенсер снова взял в руки мой телефон и открыл страничку комиксов «Хомяк умер, а колеса все крутятся». Вот это мы. Это Ирландия.

– Смешно до слез, Спенс. Ничего не скажешь, милейшая вещь, – отозвался я.

– Компьютерных программ для борьбы с одиночеством нет, – пошутил он.